Чароплет

– Да. Выражение «сухой как кость» – полная ерунда. На самом деле в ней полно влаги, она заполнена костным мозгом и кровеносными сосудами.

– Гм.

– В общем, как раз такое заклинание мы собирались запустить ему в голень, но тут с ним случился припадок. А когда он очнулся, то не понимал, где находится. Без конца требовал воды и спрашивал, когда придет внук. Ослеп на один глаз. Мои коллеги-клирики боялись, что восполнение жидкости вызовет новые припадки и еще больше отразится на зрении, а прокол берцовой кости лишь усилит предсмертные муки.

Франческа помолчала, переводя дух.

– А он все спрашивал про внука. И мне показалось, что, если удастся продержать его в живых до прихода мальчика, это все изменит. Я объяснила ему про заклинание и берцовую кость. Он вроде бы понял, но, когда я начала вводить текст, закричал. Всевышний, как он вопил! Однако восполненная нами жидкость его все же спасла.

Франческа сглотнула.

– Вечером припадки вернулись. Они пугали его и смущали разум. Я просидела с ним всю ночь и почти весь следующий день. Когда смятение проходило, он тихо плакал и цепенел… цепенел настолько, что приходилось проверять, дышит ли он. Никогда больше не видела такого опустошающего плача. Ему нужно было продержаться до прихода внука. Но в тот день парень не пришел: из-за дождя почти все горные дороги развезло. Наутро у старика случился страшнейший припадок. Я подумала, что все, конец. Но нет, он остался жив, только совсем ничего не соображал, словно пьяный. Убедившись, что состояние стабилизировалось, я отправилась к другим больным, поэтому меня не было рядом, когда явился внук. Мальчику было всего четырнадцать, и, видимо, старик в этом измененном послеприпадочном состоянии так его напугал, что он дал деру. Но его отловили и принудили остаться. Когда я вернулась, мальчишка уже готов был в окно прыгать. Я уговорила его подождать, обещала, что сознание деда прояснится. Он удалился в коридор, а я проверила, как там больной – вроде он действительно немного пришел в себя. И когда я сказала, что внук здесь, старик впервые за эти дни улыбнулся. Я бросилась за мальчишкой, но… он был перепуган до полусмерти… отводил взгляд, смотрел в потолок, часто моргал, стараясь не расплакаться. Он видел не деда, он видел одолевшую его дряхлость и слабоумие. И у меня опустились руки. Я не могла больше на него давить, и он ушел. Когда я рассказала старику, он не произнес ни звука. Вечером у него случился припадок, который унес его жизнь. Я ничего не чувствовала, только пустоту. Мне пришлось работать всю ночь. А потом, утром, идя спать, я увидела в коридоре мальчишку с отцом. Позвал с собой навестить деда. Я не знаю, что отразилось у меня на лице – удивление или горечь. Но мальчишка все понял. Он развернулся и кинулся бежать. Отца я потом водила забирать тело, но внука так больше и не видела.

К концу рассказа небо над саванной налилось фиолетовым, а темнота будто вырастала из земли и стелилась по траве, как туман.

Оглянувшись, Франческа поймала направленный на нее взгляд Никодимуса. Лица его уже не было видно в сумраке, но он кивнул, показывая, что по-прежнему весь внимание.

– Я почти совсем не плакала, – закончила Франческа, пряча глаза. – Может, чуть-чуть, перед сном. Но когда проснулась, пустота не отпускала несколько дней.

Она снова умолкла. Никодимус только цокнул языком, ничего не сказав. В молчании слышнее стали звуки ночной саванны – шелест ветра в траве, постукивание и скрип полых стеблей. Спереди доносилась тяжелая поступь и сопение кобольдов.

– Отчего умер старик? – спросил Никодимус.

– При вскрытии обнаружили мозговую опухоль.

– Я беспокоюсь за магистра, – совсем тихо проговорил Никодимус.

– Никодимус, простите! – ахнула Франческа. – Я не думала… То есть я совсем забыла… – Перед глазами встало осунувшееся лицо Шеннона. – Какая же я идиотка! Вот что значит мозгов не хватает…

– Думаете, упоминание об ущербности меня приободрит? – усмехнулся Никодимус.

Франческу бросило в жар.

– Снова на те же грабли, всевышний меня покарай. Всю жизнь учусь не ранить больного словом, и без толку. Святые небеса, лучше прикушу язык.

– Кажется, теперь моя очередь просить вас не драматизировать, – поддел Никодимус.

Франческа молчала.

– Я ничего не говорю, – объявила она через несколько шагов. – Может показаться, что я отвечаю, но на самом деле я нема как рыба.

Никодимус рассмеялся совсем тихо. Франческа ждала возобновления беседы, но его не последовало, и пришлось выкручиваться самой.

– Мне стыдно, что я не подумала про магистра Шеннона.

– У Дейдре тоже случались припадки, – выдохнул Никодимус. – Удивительно, как я по ней тоскую. Мы ведь так мало были вдвоем. Я любил, скорее, ее образ, мечту о том, как она освободится из-под власти демона и вернется к Боанн. Теперь мечта погибла вместе с ней.