Цвет, и звук, и мягкость его кожи: все ощущения разом, слитые в одно бесконечное биение.
Тук-стук… тук-стук… тук-стук… словно волна, уносящая ее все дальше и дальше в глубокий сон.
Глава сорок восьмая
Сидя на перекошенном ящике, Лотанну поплотнее закутался в плед и сердито сверкнул глазами. До рассвета оставался еще по крайней мере час, но у ворот уже образовалось столпотворение из повозок, лошадей и караванщиков.
Половина жителей Холодного Шлюза, уверившись, что одним налетом Саванный Скиталец не ограничится, решила, что в Авиле им будет безопаснее. Знали бы они, бедолаги, какая грозная сила вскоре поднимется в воздух и возьмет курс на Авил, носа бы из дома не высунули.
Вздохнув поглубже, Лотанну еще раз прикинул, не попроситься ли в караван.
— Все повозки забиты до отказа, — раздался над ухом женский голос.
Вскочив, Лотанну уставился на подошедшую. Она точно так же куталась в плед — с головой, подставляя утреннему холоду лишь лицо.
— Слава Создателю! — прошептал он.
Женщина мановением руки велела ему сесть обратно.
— Не привлекай лишнего внимания, — обронила она, устраиваясь на соседнем ящике. — Вряд ли, конечно, нас тут узнают. Но на всякий случай…
— Он тебя не прикончил?
— Лучше бы прикончил, — скривилась женщина.
Ярко-зеленые глаза горели мрачным огнем. Непривычно видеть ее такой.
— Я очнулась на задворках таверны, — пробормотала она, не сводя глаз с ворот. — Меня тормошил какой-то забулдыга — вряд ли с добрыми намерениями. Но едва он до меня дотронулся… — Она помолчала. — Едва он до меня дотронулся, его руки покрылись бледными язвами.
Лотанну словно ударили под дых.
— Ты искажаешь праязык?
— Я искажаю любой язык.
Он закрыл глаза и протяжно выдохнул, пытаясь осмыслить, что все это означает.
— Мы остаемся в Холодном Шлюзе, — продолжила женщина. — Командование флота знает, что мы посылали колаборис с маяка. За нами пришлют корабль.
Лотанну посмотрел на ее каменное лицо.
— Тебя лишили способностей к чарословию?
— Их забрал Скиталец.
— Но ты ведь все еще Альцион?
— Пока мы не выследим это чудовище и не вернем мне чарословие, я буду такой же, как мой братец. — Она отвела взгляд. — Вторым Буревестником.
Перед глазами проснувшейся Франчески порхали ярко-оранжевые мушки.
Она села. Мушки съежились и погасли. Франческа не сразу поняла, где она — сперва показалось, что в авильской лечебнице. Потом она вспомнила. Холодный Шлюз.
За окном занималась заря. В сознании всплывали подробности круто изменившейся жизни: побег из лечебницы, зреющий в городе бунт, потеря слуха и половины жизни, Никодимус.
Франческа со страхом повернула голову. Нет, вот он, никуда не делся — широкие плечи, смуглое лицо, черная корона разметавшихся по подушке волос. Франческа вздохнула облегченно. Да, за эту перемену, единственную, она благодарна судьбе.
И снова затанцевали в воздухе оранжевые сполохи. Кажется, они срывались с Никодимусовых губ. Франческа вздрогнула.
Нет, она различала их не глазами. Глаза ее все так же смотрели на мирно спящего Никодимуса, и в то же время в каком-то другом поле зрения возникали эти мушки. Словно ей откуда-то досталась дополнительная пара зрачков.
Загадочные искры померкли.
Ни на один магический текст они не походили, это безусловно. Когда искры возникли снова, Франческа поняла, что они появляются и пропадают в унисон с Никодимусовым дыханием: разгораются при вдохе, меркнут при выдохе.
Франческа положила ладонь возлюбленному на грудь. Он вдохнул, и отделившаяся от губ стайка оранжевых искр поплыла перед невесть откуда взявшимся новым взором. А еще рука Франчески тихонько подрагивала — Никодимус храпел.
Она видит его храп?
Франческа осторожно ткнула его пальцем в ребра. Россыпь оранжевых искр сгустилась у его рта в огненно-красную вспышку и исчезла. Никодимус перевернулся на бок. Теперь вместо искр храпа над губами виднелось лишь бледное свечение, усиливающееся и слабеющее в такт движениям его груди.
Дыхание. Она видит его дыхание. Белый шум. Бывает же такая синестезия… Синестетическую реакцию на незнакомый магический текст выдают все чарословы, обычное дело, но это что-то другое. Никакого магического текста здесь нет. Она видит звук.
А потом Франческа вспомнила: перед тем, как провалиться в сон, она представляла в цвете удары Никодимусова сердца. Может, она различает только его звуки?
— Франческа, — прошептала она, и подскочила, когда перед глазами вспыхнул лавандово-белый фейерверк.
Она щелкнула пальцами у левого уха — и тут же отметила боковым зрением блеснувший ониксом черный фонтанчик. Еще один щелчок — за головой — произвел на свет такой же фонтанчик, только побледнее.