— Значит, мы пришли куда надо, — отрезала чародейка. — Здесь нам самое место.
— И ведь не поспоришь, — вздохнул бард и открыл дверь.
Келья представляла собой небольшую комнату, пять шагов на три. Небольшое окно без ставней выходило на пропасть. Залетевший в него порыв холодного ветра заставил барда поежиться. Из мебели в келье находилась только узкая кровать из неструганных досок, представлявшая собой просто более-менее ровную площадку на коротких ножках, и маленький стол из таких же досок, на котором стоял глиняный кувшин с чистой холодной водой и глиняная чашка.
Саймон бросил сумку на кровать, вышел обратно в коридор и постучался к Лайзе. Чародейка стояла у окна и смотрела вниз.
— Ну и как ты это находишь?
— Красиво. Холодное величие гор. Как я понимаю, эта пропасть идет вокруг храма наподобие крепостного рва. И пешком ее перейти можно только в одном месте.
— Я про комнаты.
— А что не так? Есть все, что надо. Мы же не за комфортом пришли.
Лайза бросила на спутника быстрый взгляд, шагнула к нему, буквально толкнув, усадила на койку. Взяла пальцами за подбородок, заставляя поднять голову, внимательно посмотрела в глаза.
— Знаешь, Саймон, что-то мне за тебя не спокойно. Что-то на тебя находит временами.
Саймон вздохнул, попытался отвести взгляд, но чародейка ему этого не позволила.
— Рассказывай.
— Да это не важно.
— Саймон, я твой друг. Я могу называть себя твоим другом?
— Спрашиваешь!
— И мне не все равно, что с тобой происходит, и как ты себя чувствуешь. Расскажи мне.
— Это после Рэйвенхольма, после казни…
— Что не так?
— После того как ты меня вытащила с той стороны, меня посещают всякие мысли. Я стараюсь не показывать и бодриться, но я начал задумываться о жизни, о смысле ее.
Лайза присела на корточки перед спутником.
— И?
— Невеселые эти мысли какие-то. Трудно мне. То увлекусь каким-то делом и ничего, а то…
Чародейка задумчиво потерла кончик носа.
— Тебе нужна помощь или сам хочешь справиться? — осторожно поинтересовалась она.
— Я не знаю.
— Тебя не устраивает твоя жизнь? Хочешь чего-то другого? Например, осесть где-нибудь, открыть трактирчик. Жениться, наделать кучу детишек, приобрести уважение окружающих, положение в обществе. И доживать свой век мирно, в тишине и спокойствии…
Бард улыбнулся.
— Нет, это мне не подойдет. Я бродяга по натуре, мне не усидеть на одном месте. Я люблю свою жизнь, но что-то гнетет. Мне нравится то, что я делаю, но зачем я это делаю?
— Хм, интересно, — Лайза опять потерла нос. — Саймон, тебе ведь наверняка приходилось в жизни проводить ночи в одиночестве, вдали от городов и людей, так?
— Да, конечно. Я много путешествовал, и конечно, при этом часто приходилось ночевать под открытым небом, иногда даже без костра и ужина.
— Скажи, не посещали ли тебя мысли о жизни в эти моменты?
— Я задумывался о многом. Когда вокруг природа, а не каменные стены, когда над тобой не потолок, а бездонное небо, приходят мысли не о суетной повседневности, но о вечном. Становишься как-то… выше, это нелегко объяснить словами, но в такие моменты рождаются песни. Будто приходят в гости к одинокому страннику. За такие ночевки я и люблю свою жизнь и свою профессию, — на лице барда появилась мечтательная улыбка.
— Я тебя хорошо понимаю. И что ты решил тогда о жизни?
— Я решил жить для жизни. Радоваться каждому дню, каждому событию, не считая его хорошим или плохим. Радоваться ветру, солнцу, дождю…
— И что тебя сейчас не устраивает в такой философии?
Бард задумался.
— Чего-то не хватает. Не могу выразить это словами, но мне кажется, что должно быть что-то еще. Что-то очень важное.
— Разве не важно радоваться жизни?
— Конечно. Это так, но… — Саймон замолчал.
Чародейка выпрямилась.
— Скорее всего, тебе предстоит долгий поиск этой странной штуки — смысла жизни. В любом случае, монастырь — это самое подходящее место для того, чтобы привести свои мысли в порядок, не так ли? Пошли наружу, посмотрим, что и как.
— Лайза, а тебя не посещают такие мысли?
— Всякое бывает.
— Не расскажешь?
— Нет. Мой взгляд на жизнь хорош для меня. А тебе нужно твое мировоззрение. Которое и будет для тебя самым лучшим. Потому что будет твоим, а не чьим-то. Родным, выстраданным, а не подаренным или навязанным.
Спутники вышли на двор и принялись осматривать знаменитый храм Кноу. Все слышали о нем, однако похвастаться, что видели его своими глазами, могли немногие. Любопытных гостей не прогоняли и не запрещали входить. Но, к примеру, когда спутники подошли к тренировавшимся монахам, те прекратили занятия, вежливо поклонились и остались стоять неподвижно, с любопытством поглядывая на гостей. Лайза подняла руки, мол, не обращайте внимания, продолжайте, но монахи только снова поклонились и занятия не возобновили. Чародейке осталось только снисходительно хмыкнуть и уйти дальше.
Когда начало темнеть, спутники успели осмотреть только двор, и то не весь, и нижние части скалы.
— Добрый вечер, уважаемые гости, — подошел к ним монах. — У нас сейчас ужин. Желаете ли вы присоединиться?
— Конечно желаем, — оживился Саймон. Лайза молча кивнула.