Чародей

Заглядывал к нам на минутку и Карл Иванович. Мы угощали его любимым борщом. Он сказал, что Костя уезжает на Украину, списался с институтом, его принимают без вступительных экзаменов, а жить будет у своих партизанских товарищей. Очень его зовут. Решения не менял: пединституту и директор детского дома. Карл Иванович привел к нам Костю поздно вечером, без предупреждения. Распахнулась калитка, и запыленные гости вручили Юрию сноп материнки, а мне огромный букет горных ромашек. Юрий сразу повел их под душ. На ночлег они отправились в пустой детский дом, прихватив с собой по паре кочанчиков вареной кукурузы, которая воспринималась ими как деликатес. Обещали быть к завтраку. Явились вовремя, ели с аппетитом, похваливали по-родственному, с шутками. Очень понравился бьющий в нос шипучий мамин квас с мятным запахом. Карл Иванович пригрозил, что влезет к нам в нахлебники, ради такого напитка.

Пройдя в столярку, все трое разделись до плавок. Юрий и Костя ровно загорели, оба привыкли ходить босиком, а вот Карл Иванович стеснялся своей обнаженности и необходимости сбросить обувь, но ради компании терпеливо сносил эти неудобства. Кожа у него белая-белая, конопушки только на руках, лице и плечах. На груди курчавится густой рыжий волос. Чуть полноват, но брюшка нет. Чего стесняться! Ладно скроенный крепкий мужик. Босиком совсем не умеет ходить. Подошва ног нежная, даже пятки розовые, но Юрий с Костей грубо отняли у него босоножки, велев закаляться смело. Здесь нет детей. Татьяна Павловна не в счет.

Юрий, окинув Костю оценивающим взглядом, дернул его за нос:

— Ну, друг ситцевый, чуть обмужичишься, девки штабелями начнут перед тобой падать…

— А я буду ловить их на лету… Не промахнусь!

— Не хвались. Как бы тебя не поймали раньше времени…

— Да бросьте вы! Четыре года — гарантия…. А там видно будет.

— Не хвались, говорю! И не заметишь, когда влипнешь, как муха в мед! И липко, и сладко, и не оторваться, и петь хочется, и весь мир обнять готов, и море по колено, и акулы зубастые не страшны, и горе — не беда, и горизонт широк и чист! И блаженство, и счастье, и пошли все к черту!

Юрий предрекал Косте путь, который сам прошел. О том, что любит, он говорит постоянно и стихами, и песнями, но ни разу не сказал открытым текстом: "Я тебя люблю!" Даже в "Голубке" слова: "О голубка моя, как тебя я люблю" — заменил словами: "О голубка моя, как давно тебя жду!". Почему он наложил вето на привычное и очень распространенное признание в нежном чувстве? И я тоже подчинилась этому табу, не разобравшись в его причине. Возможно, Юрий ждал, когда я первая скажу ему эти слова. Не знаю и теперь уже никогда не узнаю.

Прихватив косу, грабли, тяпку и лопату, мужики отправились на огород. Вчера мы обговорили, чем будем потчевать дорогих гостей. На обед запланирована наша коронная окрошка и фаршированный перец, а на ужин — шашлык. Юрий очень рано сбегал к знакомым курдам и принес килограмма полтора молодой баранины. Кости мы отделили на завтрашний борщ, часть мякоти смололи на фарш к перчикам, большой кус мякоти оставили для шашлыка. Шашлык и окрошку Юрий готовит сам, нам доверена только роль помощников. К окрошке мы отварили петушка, картошку и яйца, процесс создания нас не касается. Я пошла на огород за перчиками и зеленью к обеду. Мужики уже обкосили бурьян и траву вокруг огорода корове на сено, ходят по грядкам и пасутся по примеру Юрия. Я сказала, что можно уже заняться окрошкой и подготовкой к шашлыку. Карл Иванович уже освоился с наготой, кожа порозовела, по голой земле и по дорожкам ходит смело, не ставя босую ногу на ребро. Нарезав перчиков, я ушла раньше, а мужики под руководством Юрия начали набирать компоненты для коронной окрошки и, вернувшись в дом, приступили к ритуалу сооружения любимого блюда хозяина. Косте и Карлу Ивановичу эти дела были внове, они резали, крошили и толкли с увлечением новичков и нетерпением ждали, что же у них в результате получится. Получилась отменная окрошка с петушиной ножкой вприкуску.