— Не беспокойтесь, если мне будут вешать лапшу на уши, я не куплюсь, даже на фартинг, — сверкнул ему усмешкой Йорик. — Я отправлюсь в пивную, где полно народу, майор. Увидимся на заре, — повернувшись к Гвен, он коснулся чуба, а потом развернулся кругом и исчез в ночи.
— Довод, — признал Род. — Что ты скажешь, если мы последуем за ним, скрытно, конечно.
— Разумеется, — согласилась Гвен. — Кто может быть столь же скрытным, как мы?
Род предложил ей руку. Она взяла его под руку, и они побрели в ночь, идя по мысленному следу Йорика.
— Однако, разве здесь не опасней, милорд? В конце концов, мы ведь могли бы спокойно сидеть где-нибудь в сарае и слушать мысленно.
— Несомненно, — Род высунул нос над подоконником чтобы по-быстрому заглянуть в таверну Чолли, — но не могу устоять перед искушение увидеть этого мускулистого шута в действительности. — Кроме того, мы позади здания и в тени. Нас, вероятно, никто не увидит. Я имею в виду, здесь же канализация проведена в дома.
В таверне Йорик постепенно подводил разговор все ближе и ближе к политике текущего момента.
— Да, выпьем за наших братьев, вольмаков! — провозгласил, подняв кружку, тост дородный капрал.
— И за наших сестер, вольмачек, — согласился один рядовой первого класса.
Другой солдат пожал плечами.
— Ты можешь считать их сестрами, если охота. Лично я предпочитаю более близкие отношения.
Его наградили за остроту общим плотоядным смехом, а один рядовой среднего возраста крикнул:
— Отношения какие есть такие и будут, салага. Эти вольмаки не одобряют случайных знакомств. Соблазнители быстро оказываются под дулом дробовика.
Йорик пожонглировал так-сяк этими словами и поднял свой стакан.
— Ну, выпьем за лучшую половину человечества. Да не лишиться она худшей половины.
На это ответил смешок, умерших быстрой смертью. Солдаты умолкли, переглядываясь друг с другом.
— Ты мало знаком с обстановкой, так ведь? — прорычал один сержант.
Йорик нахмурился, посмотрел на него и пожал плечами.
— «Последним пришел, первым заглянешь». Ну допустим вольмаки разозлились на нас? Ну и что?
— Он говорит «ну и что»? — зарычал один из рядовых постарше. — Тебя здесь не было, приятель, когда шли настоящие бои! Тебе не приходилось выступать против их проклятых копий и видеть, как твоему дружку выпускают кишки! Тебе не отрубали руку, — прорычал искалеченных ветеран. — И ты не видел как из обрубков хлещет кровь!
— Тебе не драл уши их дьявольский вой, когда ты отходил к стене с дюжиной товарищей, тогда как выходил за нее с сотней, — прорычал седой сержант. — А их копья и стрелы тыкались в тебя со всех сторон.
— Не надо их недооценивать, — процедил сквозь зубы капрал с узловатыми руками. — Они злобные, когда дерутся.
— И они не трусы, — прогромыхал другой. — Стрелы и копья убивают не хуже любого бластера, мой мальчик. И от них не увернешься, когда они сыпятся градом.
— Скольких мы потеряли? — вперился горящим взглядом в свое пиво седой сержант. — Дюжину в день? Шестьдесят в неделю? Сотню?
— И это продолжалось годами, много лет подряд! — стукнул по стойке кружкой сержант лет сорока. — Мы не допустим, чтобы вернулись те дни, ни за что, любой ценой!
Род, потрясенный, узнал в нем Талера.
— Ну, так далеко даже я не стал бы заходить, — задумчиво проговорил седой сержант. — Я мог бы назвать кое-какие цены, которые не стал бы платить.
— При всем при том и я тоже, — признался сорокалетний. — Но есть много цен вполне стоящих того! — он обвел все помещение горящим взглядом. — Что такое две жизни по сравнению с тысячами, в которые обойдется вся война? Что такое две жизни?
В таверне воцарилось молчание.
— Да, — крякнул седой ветеран, — но на суде они скорее всего отвертятся.
— Только если они не виновны, — быстро вставил Йорик. — Ладно, допустим я знаю Шаклера не так давно, как вы, но я верю в его правосудие.
— Невиновны или нет, кого это волнует? — Талер обратил сердитый взгляд на Йорика. — Если их освободят, вольмаки взорвутся и снова ринутся на нас! И на этот раз они все до одного будут с бластерами!
По бару прокатился ропот дурного предчувствия. Большинство пьющих содрогнулось, и в помещении стало тихо.
На какое-то время, а потом чей-то голос сказал:
— Убить их.
Потрясенное молчание.
Потом другой голос:
— Да.
— Да, убить их!
— Что значат две жизни вместо тысяч?
— Да! Отдать вольмакам утром их тела и они уйдут!
Седой ветеран нахмурился.
— Но когда Шаклер выяснит...
— Он не станет поднимать шума, — заверил со злобной усмешкой Талер. — Что такое мертвецы по сравнению с живыми? Нет. Шаклер может и будет бледен как полотно, но ничего не скажет.
— Но они же невиновны, — возразил Йорик.
— Также как и те, кто погибнет на войне, — зарычал Талер. — Что такое двое невиновных рядом с тысячей, приятель? А?
— Но как же суд! — проблеял Йорик. — Ты хотел бы пропасть без суда?
— Они не я, — прорычал Талер, — они не любой из нас.
Это вызвало негромкое громыхание согласия.
— Но... — ткнул пальцем Йорик. — Если вы продаете за мир их, то что случится, когда обвинят одного из вас?
— Ах, у меня сердце кровью обливается! — проворчал седой сержант.