Чародей с гитарой. Том 2

Гитарист состроил кислую мину.

— Толку не будет. Похоже, они сменяют друг дружку по его прихоти. Достаточно будет сказать, что он там не одинок. Вокруг Хинкеля собрались таинственные силы, и они ему конкретно симпатизируют.

— А хуже всего то, — добавил Хилл, — что он все еще поет. Типа, сам для себя. Постоянно. Если день погожий и ветер в нашу сторону, не услышать его невозможно. — Он глянул на клубящиеся злые облака. — Скажи спасибо грому.

— Маленько странноватый гром-то, — заметил Мадж, — шума много, а молний нету.

— Лично я так считаю, — решил поделиться своими предположениями Циммерман. — Хинкель до того паршиво поет, что у стихий начинается мигрень, и для природы этот гром как бы способ выражения протеста.

— Кто услышит Хинкеля, тот возненавидит, — добавил Хилл. — Это наш лозунг. Мы даже несколько песен на эту тему сочинили. Музыку он у нас отобрал, но стихи придумывать не мешает. Такая задачка ему не по зубам.

Газерс энергично кивнул:

— У нас тут свободного времени уйма. Уже двойной альбом составили. — На его лице появилась мечтательная мина. — Кто услышит, обторчится... Эх, вернуться б домой...

Хилл вдруг выпрямил спину:

— Эй, ребята, что это с вашей ручной гармонией?

Музыкальное облачко, гудя и звеня, лучась и искрясь, понеслось вверх по склону, затем остановилось, покрутилось, сияя, вокруг невидимой оси и вернулось. И повторило красноречивое приглашение, а потом еще раз..

— Беспокоится. — Джон-Том поглядел на Маджа. — Ладно, хватит разговоров. Решили делать дело — не будем откладывать.

— Ага, чувак, тут я с тобой согласен. — У выдра решительно блестели глаза. — Не, ты тока вообрази: мир без музыки! Под че прикажешь зенки заливать? Под че на танцульках выдрючиваться? Под че красотку...

— Идем. И тихо. — Джон-Том двинулся за нетерпеливым облачком. Через два-три шага оглянулся. — Парни, вы с нами? Вы рискуете потерять не меньше, чем любой другой.

Музыканты обменялись взглядами. Хилл высказался за всех:

— А фиг ли? Что еще он может нам сделать?

— И то сказать, — согласился Шплиц-Циммерман.

Газерс поравнялся с чаропевцем:

— Мы пройдем с вами, чисто конкретно, сколько сможем, и постараемся помочь, но особо на нас не рассчитывайте. Этот Хинкель, гад, слишком хорошо нас изучил. — Он зашагал вверх по склону. — Только на одно надеюсь: застать его в спокойном настроении.

— Да что я, по-твоему, безголосых придурков не слышал?

Джон-Том осторожно перешагнул через гнилой пальмовый ствол.

Гитарист оглянулся:

— Нет, друг ты мой чаропевец, по-настоящему безголосого придурка ты еще не слышал.

Глава 22

Склон уверенно набирал крутизну, уступ громоздился на уступ. Время от времени Джон-Том помогал коротконогому выдру, но покамест риск сорваться не возникал. Преодоление даже самых труднодоступных участков требовало только решимости, чувства равновесия и крепкой хватки.

Джон-Тому восхождение давалось относительно легко, однако у Маджа, обычно неутомимого, участилось дыхание, превратившись в надсадное «пых-пых-пых». С высотой растительность неуклонно редела. Музыкальное облачко вело скалолазов вперед и вверх.

— Слышишь?

Джон-Том остановился прислушаться и передохнуть.

Мадж кивнул.

Воздух заполнялся нежным, деликатным шелестом. Звуки были расплывчаты, но слух не резали, их громкость увеличивалась с каждым шагом.

— А че, не так уж плохо, — выразил свое мнение выдр.

— Это не Иероним. — Газерс развернулся влево. — Слышите? Вон оттуда!

По склону горы струилась музыка. Отчетливо улавливались протестующие, страдальческие ноты, и это побудило искрящееся облачко юркнуть за спину Джон-Тома и зазвенеть, как напуганный будильник.

Целые такты, выломанные из своих тактовых черт, неслись по поверхности музыкального потока гармоническим плавником. Реверберации, отдельные ноты, переборы, посвист, эхо погребального плача, взревывание маршей — все бессистемно роилось и смешивалось в мелодичном селе. Музыка пронеслась мимо них песчаной бурей, состоящей не из пыли, а из нот, ударила по барабанным перепонкам безумной какофонией, какой не состряпать и десятку объединившихся композиторов-авангардистов.

Она мощно потянула к себе музыкальное облачко, но крошечный комочек гармонии прижался к спине Джон-Тома, спрятавшись за дуару, как за щит. И появился лишь после того, как сель пронесся мимо, потеряв по дороге несколько случайных арпеджио.

— Эхма, кабы я мог такое лабать!

У Циммермана звенело в ушах.

— Это никому не под силу.

Газерс тряс головой, словно хотел очистить уши от застрявших в них нот.

— Она повернула и пошла в гору.

Хилл, уперев руки в бедра, хмуро глядел вверх.

— Вот так всегда: музыка течет и течет к нему, но никогда не возвращается. Он ее всасывает, как прорва. — Ударник встретил недоумевающий взгляд Джон-Тома и пояснил: — Хинкель.