— Ящерица не здесь. Я ее оставила за городом, а сюда пришла пешком...
— Это обман. Ящерица совсем рядом.
Хорошенькое личико Марианы перекосилось, она в гневе уставилась на Правдивца.
— Ты кого называешь обманщицей? Меня?
— Разумеется. Что поделать, таков мой служебный долг.
— Банкан, что это? — спросила, пятясь, Мариана. — Какое-нибудь гадкое колдовство? Это твой отец постарался, да? Заодно со своим дружком, полоумным черепахой?
— Нет, что ты, они тут ни при чем, — уверил Банкан девушку. — Мы сами нашли Правдивца. Мы со Сквиллом и Нииной.
— А, с этими выдрами! Ну, тогда все ясно. — Мариана заколебалась. — Наверное, ты не виноват, это они тебя втянули. Я... я, пожалуй, могу что-нибудь сделать.
— Мариана, ты должна мне помочь. Ты же знаешь, какие глубокие у меня к тебе чувства.
— Неправда, — выдал ящик.
— Нет, правда! Мариана — отличный друг.
— Снова — ложь.
Банкан в ужасе посмотрел на свою словоохотливую ношу.
— Нет у тебя к ней никаких глубоких чувств. Только желание залезть под юбку. Сколько лет уже об этом мечтаешь.
В механическом голосе звучало нескрываемое злорадство.
Раскрыв от изумления рот, Мариана посмотрела на Правдивца, затем на юношу.
— Ах ты, ублюдок! А я-то верила, что ты в меня влюблен! Все ждала признания, берегла себя, дура сентиментальная!
— Ложь! Ложь! Ложь! — возликовал ящик. — Если б только мальчик знал, со сколькими его приятелями ты переспала!
Банкан судорожно сглотнул.
— Мариана, неужели это... правда?
— Конечно, правда, что же еще? — удивился Правдивец. — Неужели ты еще не понял, что мне нельзя не верить?
— Будь ты проклят!
Банкан поднял машину над головой, чтобы вдребезги разбить о мостовую. Но, оглядываясь в поисках одобрения, не увидел Марианы. Она уже исчезла в толпе, убежала за угол. Он медленно опустил ящик.
А затем побежал. Злой, с перекошенным лицом, лавировал среди прохожих, продвигался к околице. А Великий Правдивец скороговоркой выдавал сокровенные тайны каждого встречного.
— Вон у того дородного человека в кармане склянка с ядом, он затеял отравить любовника своей супруги. А вон тот, рядом с ним...
— Молчать!
Не зная, что еще предпринять, Банкан зажал ладонью решетчатый рот механизма.
— Ты уж извини, — зазвучал приглушенный голос, — но у меня почему-то на редкость хорошее самочувствие. Даже разогрелся. Все-таки приятное это занятие — выкладывать правду.
— Не хочу ничего слышать!
— Хочешь, я-то знаю.
— Ну, пожалуйста! — взмолился Банкан на бегу. — Сжалься!
И тут в голосе Правдивца засквозил высокогорный холод:
— Правда и жалость несовместимы! Ты трус! Боишься истины, как и большинство разумных существ.
— Еще бы не бояться, — задыхаясь, прошептал юноша.
До опушки уже было рукой подать.
Глава 27
В конце концов Банкан очутился на знакомой мирной полянке. Ни Джон-Тома, ни Клотагорба он не застал, но растерянный Мальвит впустил его в Древо и даже — о чудо! — предложил устраиваться поудобнее.
— А ведь я пытался тебя предупредить, — напомнил черепах, когда они с Джон-Томом возвратились. — Но ты не пожелал выслушать. — Заскрипев панцирем, он глубоко вздохнул. — Мало кто внемлет моим советам. Хорошо, если находится один на сотню.
— Мадж вообще никого не слушает, даже меня.
Джон-Том с тревогой вглядывался в испачканное, вспотевшее, усталое лицо сына. Позади на верстаке помалкивал Великий Правдивец — воплощение механической невинности.
Банкан вытер пот.
— Никогда в жизни не подозревал, что правда бывает так опасна.
— Ошибка — считать, что цивилизация зиждется на абсолютной истине, — важно заявил Клотагорб. — Ее ровно столько, сколько может вытерпеть народ, то есть сущие крохи.
— Это так, — коротко подтвердил Правдивец.
— А тебя никто не спрашивал! — рявкнул Джон-Том.
Банкан ни на миг не упускал из виду устройство, словно боялся, что его металлические штырьки вдруг превратятся в ядовитые зубы.
— И как мы с ним поступим? — спросил наставника Джон-Том.
Клотагорб, взглянув на притихший до поры ящик, ответил:
— Думаю, надо с помощью магии отослать его куда-нибудь подальше. Я попробую. Не получится — ты подберешь безотказную чаропеснь.
— Послушайте! — Банкан резко выпрямил спину. — А если я...
Но прикусил язык, заметив выражение отцовского лица.
От черепашьего колдовства Древо тряслось и гнулось, и над его верхушкой собирались причудливой формы грозовые тучи. Однако ни громы, ни молнии не произвели впечатления на Правдивца. Он даже не шелохнулся. Черепах наконец признал свое поражение, и тогда Джон-Том извлек из памяти самые убойные чаропесни. Но и они не возымели действия.
Намучившись без толку, Джон-Том даже позволил блудному сыну взяться за дуару, а сам спел за отсутствующих выдр. Безрезультатно.
— Разве можно прогнать истину? — заговорил Правдивец, лишь когда стало ясно, что любые потуги колдунов применительно к нему обречены на позорное фиаско. — Для этого не хватит никаких чар, никаких заклинаний. И в речке ее утопить не так-то просто, — добавил он специально для Банкана.