Чародей с гитарой. Том 1

— Если она нам понравится, мы оставим вас в покое. Спой нам, и мы перестанем к вам приставать.

Джон-Тома подмывало предложить язычкам пламени показать, на что они способны, — ведь Клотагорб утверждал, что пока он сам того не захочет, огонь его не коснется, — однако юноша вовремя сообразил, что шутить шутки с лесным пожаром, вызванным к тому же неестественными причинами, довольно рискованно. Куда проще спеть все песни об огне, какие он только знает. Если на свете и впрямь существует наделенное разумом пламя, с ним лучше не ссориться. Придя к такому выводу, Джон-Том запел — громко, энергично, однако стараясь не слишком усердствовать, чтобы новоявленные поклонники его таланта, не ровен час, не перевозбудились. Он начал с «Небес в огне», знаменитого хита группы «Кисс», и закончил чуть не половиной песен из альбома «Пиромания» группы «Деф Леппард». Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться. Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.

— Я устал, — проговорил юноша. — Может, передохнем?

— Нет, нет, играй, играй! — Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни — камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.

— Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.

Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.

— Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме... — Сорбл указал крылом влево от себя.

Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:

— Похоже, обошлось.

— Шикарный у тебя был видок, кореш, — заметил Мадж. — Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом... Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!

— Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. — Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. — Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?

— Трудно сказать, — отозвался Клотагорб. — Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.

— Я могу дежурить первым, — вызвался Колин. — Мне нравится ночь.

— А я вторым, — поторопился вставить Мадж. — По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.

— Значит, мне достается кладбищенская смена[72], — вздохнул Джон-Том. — Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.

— Не забудьте про меня, — напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. — Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня — то же самое, что для вас день.

— Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, — прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. — А как насчет вас, ваша расфуфыренность?

— Я величайший волшебник на свете, — высокомерно проронил Клотагорб, — не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.

— Я так и думал.