Коала хотел, по-видимому, прибавить что-то еще, но поперхнулся и закашлялся.
Смутившись, Джон-Том прервал песню на середине куплета и повернулся к товарищам. Как обнаружилось, от его музыки страдал не только пленник. Мадж, скрючившийся под деревом, осторожно отнял лапы от ушей и принялся озираться по сторонам. Сорбл закутался в крылья, как в одеяло; Дормас бессильно скрежетала зубами, ибо ей заткнуть уши было попросту нечем. Клотагорб спрятался в панцирь и, похоже, не спешил выбираться на свет. Какое-то время спустя он все же высунулся наружу: сперва задние лапы, потом передние и — последней — голова. Чародей поправил очки, съехавшие с клюва, приблизился к Джон-Тому и положил лапу на ладонь юноши. Пальцы волшебника слегка дрожали.
— Выполни мою просьбу, мой мальчик.
— А если они нападут на нас сзади? — спросил Джон-Том, всматриваясь в туман.
— Мне кажется, мы при всем желании не найдем их.
— Значит, у меня получилось?
— Скажем так, — чародей деликатно прочистил горло, — им не понравилось, что ты переделал их древний гимн.
— А... — Джон-Том поразмыслил над словами Клотагорба, а затем спросил: — И вам, по-моему, тоже?
— По крайней мере, тебе удалось завладеть нашим вниманием.
— Во-во, — поддержал Клотагорба Мадж, — еще б ему не завладеть! Меня словно шандарахнули кувалдой по башке.
— Весьма примитивная мелодическая линия в сочетании с тем, что ты именуешь современной музыкой, и исполненная вдобавок на дуаре, обладает несомненной и значительной силой воздействия.
— Сэр, вы хотите сказать, что магия тут ни при чем? Что дикари разбежались, не выдержав моего пения?
— Нет, приятель. Его чудомудрие хочет сказать, что от твоей, как ты ее называешь, музыки и кошки бы сдохли!
— Понятно, — Джон-Том пожал плечами и вздохнул. — Ладно, главное, что мы добились того, ради чего все затевалось.
— Развяжете вы меня или нет? — Голос коалы, неожиданно низкий и звучный, будто прибавлял медведю роста.
— Ишь какой нетерпеливый! — Сопровождаемый Сорблом Мадж побежал вниз. Джон-Том подождал, пока выдр отбежит подальше, а затем повернулся к Клотагорбу.
— Иными словами, сэр, петь я так и не научился.
— Сказать по правде, мой мальчик, мне кажется, было бы несколько непоследовательно утверждать обратное. Видишь ли, в твоем голосе наличествует некий тембр, который делает его трудновоспринимаемым для чувствительного слуха. И потом, как я уже говорил, музыка дикарей была весьма примитивной. Принимая во внимание обстоятельства, вполне естественно, что ты не сумел придать ей хотя бы подобие гармоничности.
— Неужели настолько плохо?
— По-моему, водяная крыса один-единственный раз в своей жизни сказала чистую правду. Ну, мой мальчик, не вешай нос. Ничего страшного не произошло. Ты же все-таки чаропевец, а не бард.
— Знаю. Но я хочу стать бардом! И что же мне теперь делать, если я пою не как Лайонел Ричи или Далтри?!
— Увы, мой мальчик, сдается мне, тебе придется довольствоваться ролью чаропевца.
Что ж, размышлял Джон-Том, пока они с Клотагорбом и Дормас дожидались возвращения Маджа, Сорбла и спасенного от смерти коалы, ему, в конце концов, есть чем гордиться. Никто другой из известных музыкантов не способен сыграть и спеть так, чтобы врагов охватила паника, не способен творить чудеса и сдвигать с места маленькие горы. Беда в том, вздохнул юноша, что его тянет петь, то есть делать то, чего он не умеет и чему вряд ли сможет научиться. Сколько он ни пытался подражать Маккартни и Уэйту, всегда выходило нечто вроде помеси Ангуса Макки из «Эй-Си Ди-Си» и исстрадавшейся от полового воздержания мыши. Кстати, если уж на то пошло, сипение Макки и мышиный голосок не слишком отличаются друг от друга.
Положив руки на дуару, Джон-Том глядел на лес, где между деревьями по-прежнему клубился туман. Он, конечно, верил Клотагорбу, однако вовсе не стремился быть застигнутым врасплох, если на холме вдруг появится какой-нибудь отчаянный дикарь. Надо только не забыть предупредить товарищей, когда он вновь соберется запеть ту же песню.
Глава 8
Мадж разрезал ножом веревки, которыми пленник был привязан к шесту, а Сорбл быстро расклевал путы на передних лапах коалы. Спасенный пошатнулся и, не поддержи его Мадж, наверняка бы упал — так затекли его мышцы. Выдр повел коалу вверх по склону, а Сорбл подхватил мешок, сиротливо лежавший на краю платформы, взмыл в воздух и поспешил к своему хозяину. Он, разумеется, намного опередил Маджа и медведя, медленно взбиравшихся на вершину холма. Недавний пленник все еще кашлял, но уже не так надрывно и часто, как раньше. По-видимому, он изрядно наглотался дыма. Глаза его налились кровью, он то и дело проводил по ним лапой. Мадж подвел коалу к стволу поваленного ветром дерева и мягко подтолкнул в спину: мол, садись. Медведь послушно уселся и некоторое время сидел молча и неподвижно, лишь шевелил порой мохнатыми ушами. Из носа у него непрерывно текло. Наконец он поднял голову, обвел взглядом своих спасителей и заговорил звучным басом: