Чародей с гитарой. Том 1

— Что? — справился волшебник.

— Да так, ничего. Ну... В общем, проснувшись, я... Как бы это выразиться... Мне кажется, что я — не совсем я. Такое чувство, будто... Короче говоря, все словно шиворот-навыворот.

— Иными словами, ты ощущаешь, что что-то не так, но не можешь определить, что именно?

— Точно! Неужели у вас то же?..

— По-видимому, да. Во всяком случае, я чувствую это с самого пробуждения.

— Ну да! — воскликнул юноша. — А я-то все ломал голову, никак не мог сообразить...

— Да что ты? Разве это так трудно?

Прежде чем Джон-Том собрался с мыслями для ответа, в пещеру ввалилась многоножка около трех футов длиной. Она скорбно воззрилась на Клотагорба, затем мельком оглядела Джон-Тома. Юноша сразу узнал Сорбла.

— Сорбл, ты снова напился! Помнится, ты давал зарок...

— Прошу прошения, — пробормотала многоножка, чуть было не грянувшись об пол. — Но когда я утром увидел себя в зеркале, то... Ну, сами понимаете.

— Понимаю? Что я должен понимать?

— Он что, до сих пор не объяснил? — поинтересовалась многоножка, переведя взгляд обратно на волшебника.

— Что?

— Так вы не заметили ничего необычного? — недоверчиво спросил Сорбл.

— Необычного? Да нет, пожалуй... — И тут Джон-Тома будто осенило. Он испытал ощущение, схожее с тем, какое возникает, когда сунешь палец в электрическую розетку. Вот в чем дело: он не замечал! К примеру, принял как должное превращение Сорбла, хотя прекрасно знал, что тот — филин ростом под три фута и приблизительно с таким же размахом крыльев, а глаза у него круглые, как плошки, и обыкновенно налитые кровью. В общем, о подробностях можно было спорить, но многоножкой Сорбл не был точно. — Разрази меня гром! Что с тобой стряслось, Сорбл?

— Со мной? — воскликнула многоножка. — Да то же, что и с вами! Ты, видно, еще не смотрелся в зеркало.

Юноше просто-напросто нечем было хмуриться, поэтому он лишь несколько раз прищелкнул клешней, чтобы показать, что раздосадован и озадачен, а затем принялся осматривать себя. Ну и что? Похоже, все в норме. Шесть подогнутых хитиновых ног, две клешни, стебельчатые глаза... Да, к жвалам прилепились крошки еды, панцирь нуждается в чистке, но в остальном все так, как и должно быть.

— Ты по-прежнему не понимаешь, что к чему? — Клотагорб оставался на удивление спокойным, хотя, бывало, раздражался по куда более пустяковым поводам.

— Нет, не понимаю, — буркнул Джон-Том; в его голосе отчетливо прозвучало недовольство. — Не знаю, что такое случилось с Сорблом, из-за чего он трансформировался, однако...

Подожди, перебил он сам себя. Что значит «трансформироваться»? Думай, думай, это крайне важно. Итак, трансформироваться. То бишь измениться. Преобразиться. Превратиться. В голове у Джон-Тома что-то щелкнуло. Юноше вдруг почудилось, что его глаза — всего-навсего линзы камеры, принадлежащей кому-то постороннему, и этот посторонний внезапно взял и нажал на кнопку затвора.

Джон-Том снова оглядел себя, окинул внимательным взглядом сверху донизу. Он задрожал, затрясся всем телом, несмотря на то, что опирался на целых шесть ног. Дрожь била его как снаружи, так и изнутри. Неужели начинает тошнить? Кстати говоря, Клотагорб, когда заявился в пещеру, спрашивал насчет тошноты. Что ж, сейчас он, того и гляди, получит ответ на свой вопрос. Желая в глубине души ослепнуть и оглохнуть, Джон-Том ошарашенно озирался по сторонам. Изменился не только Сорбл. Во-первых, волшебник Клотагорб никогда не жил в насквозь сырой пещере, что выходила к океану. Он с давних пор обосновался в громадном раскидистом дубе, расширив своими чарами дупло в стволе дерева до весьма впечатляющих размеров. Дуб рос посреди Колоколесья, а вовсе не на берегу неведомого моря, вода в коем вдобавок отливала не синим или зеленым, а красным. Во-вторых, старое доброе солнце ни с того ни с сего исчезло без следа, а вместо него возникли два малопривлекательных на вид светила — багровое и бледно-зеленое. В-третьих, Клотагорб был черепахой если не преклонного, то достаточно почтенного возраста, а не каким-то там членистоногим. Помимо всего прочего, сам Джон-Том, в прошлом — Джонатан Томас Меривезер, был молодым человеком шести футов двух дюймов роста, склонным к худобе, с русыми, до плеч, волосами и задумчивым выражением лица. Юноша оглядел себя в третий раз и с горечью отметил, что осознание случившегося не привело ни к каким положительным переменам. Он все еще оставался огромным голубым крабом.

— Мой мальчик, ты можешь сказать, что должен был сообразить раньше, — заявил Клотагорб снисходительным тоном, который порой доводил юношу до белого каления, — но позволь сообщить тебе, что привыкание к столь внезапному изменению занимает обычно много времени, тем более — сразу после пробуждения.

— Привыкание? — В голосе Джон-Тома послышались панические нотки. — Черт побери, что происходит? Что стряслось с вами и с Сорблом? Что... — Он взмахнул было клешней, но, увидев ее перед собой, торопливо опустил, как будто это могло что-то исправить. — Что случилось?