Чародей с гитарой. Том 1

— По-моему, все вы глупцы, отважные глупцы, и скоро станете мертвыми глупцами. Но мы покажем прядильщикам путь. Покажем и вам, если вы так уж рветесь к смерти. — Она поглядела вверх. — Вот и ваши проводники.

К ним спустились две совы. Одна направлялась к ожидающему Анантосу. Прощаясь, прядильщик слегка дрожал.

— Встретимся прямо у Врат, — сказал он, — то есть встретимся, если я сумею выжить в этом путешествии. Высоты я не боюсь — просто не приходилось еще бывать в таком месте, где нельзя прицепить паутину. К облаку ее не привесишь.

Паук взобрался на спину совы, помахал им ногами. Сова не-еколько раз переступила, хлопая могучими крыльями, а потом взмыла в утренний воздух. На голове филина был темный козырек — чтобы не слепило глаза.

Они глядели им вслед, пока крылья не превратились в тонкую черточку на горизонте.

Рядом оказалась небольшая сычиха в черно-пурпурно-желтой юбочке.

— Я — Имахооо, — без всякого намека на любезность проинформировала она. — Давайте побыстрее. Я покажу вам дорогу — на два дня вперед — и хватит. А потом справляйтесь сами.

Оставшаяся на земле лемуриха поднялась в седло.

— Я все-таки считаю вас дураками. — Она широко ухмыльнулась. — Но многие храбрые дураки преуспевали там, где отступал осторожный гений. Счастливого полета.

И, попрощавшись взмахом руки, она поднялась вверх, уносимая крылатым конем.

Оставшиеся в одиночестве облаченные в теплую одежду путешественники проследили за полетом последней пары, тоже исчезнувшей в гематите. Потом Имахооо взлетела и направилась к югу. Они последовали за ней.

Еле заметная тропа вела их все ниже. Ровный спуск приятно контрастировал с мучительным подъемом к Железной Туче. Через день после того, как Имахооо оставила их, путники начали снимать теплую одежду. Вскоре они вновь оказались среди кустов и деревьев, и память о заснеженных краях начала меркнуть.

Джон-Том, умеряя шаг, держался возле Клотагорба. Волшебник находился в великолепном настроении и не обнаруживал никакой усталости после недель ходьбы.

— Сэр?

— Да, мой мальчик?

Вверх глянули глаза из-за темных очков. Джон-Том разом почувствовал нерешительность. Вопрос, казавшийся весьма простым, не шел с языка, старался остаться непроизнесенным.

— Значит, так, сэр, — наконец выдавил он. — У нас — в моем мире — известно определенное умственное состояние.

— Продолжай, мой мальчик.

— У него даже есть имя: склонность к самоубийству.

— Интересно, — задумчиво отозвался Клотагорб. — Можно предположить, что оно относится к тем, кто желает умереть?

Джон-Том кивнул.

— Иногда такая личность даже не подозревает об этом до тех пор, пока не услышит от постороннего. Но и тогда может не поверить.

Оба помолчали, потом юноша добавил:

— Сэр, не поймите меня превратно, но вам не кажется, что вы можете пребывать в подобном состоянии?

— Напротив, мой мальчик, — отвечал чародей, ни в коей .мере не задетый вопросом. — Я люблю жизнь и рискую собой лишь для того, чтобы спасти жизнь остальным. Но из этого не следует, что я стремлюсь расстаться со своей собственной.

— Я знаю, сэр, но мне кажется, что вы водите нас от беды к беде лишь ради все большего и большего риска. Иначе говоря, чем больше нам приходится переносить, тем сильнее вы рветесь к новым опасностям.

— Утверждение это основано исключительно на поверхностном восприятии событий и твоих домыслах. Ты забываешь об одном: я хочу жить не менее, чем все вы.

— Вы в этом уверены, сэр? В конце концов, вы прожили в два раза дольше, чем отмерено каждому человеку, да к тому же куда более наполненной жизнью, чем это свойственно нам. — И он махнул в сторону спутников. — Разве для вас умереть — такое уж горе?

— Понимаю твою логику, мой мальчик. Ты утверждаешь, что я рискую жизнью потому, что прожил достаточно долго и теряю не столько, сколько все остальные?

Джон-Том не ответил.

— Мальчик мой, ты прожил еще очень мало и вовсе не понимаешь жизни. Поверь мне, она драгоценна для меня уже потому, что ее осталось не так уж много. Я ревностно охраняю каждый мой день, потому что знаю: он может оказаться последним. Так что я теряю не меньше вас, а, пожалуй, даже больше.

— Хотелось бы убедиться в этом, сэр.

— В чем? В причинах моих решений? Пожалуйста. Все они основываются на одной-единственной мотивации: нельзя позволить броненосным толпам уничтожить цивилизацию. Даже если я действительно решу умереть, то постараюсь задержать миг смерти, пока не растрачу до конца всю свою энергию, чтобы отвести жуткий конец от Теплоземелья, и убью себя лишь после того, как уверюсь, что спас всех остальных.

Приятно слышать, сэр. — Джон-Том почувствовал облегчение.

— Впрочем, мне хотелось бы выяснить еще кое-что.

— Что же, сэр?

— Такое дело. — Волшебник поднял глаза. — Видишь ли, я пока что-то не могу в точности припомнить формулу маскировки.

Джон-Том, нахмурившись, задумался.

— Но мы ведь не сможем войти в Куглух такими, как мы есть?

— Конечно, нет, — бодро отозвался Клотагорб. — И поэтому предлагаю, чтобы ты поразмыслил над песнями. Ты видел броненосного, и мы должны стать похожими на него, чтобы уцелеть.

— Я не знаю, что...