Потом Род мало-помалу рассмотрел все остальное: выгнутые дугами брови, вздернутый веснушчатый носик, широкий рот, пухлые алые губы, округлое лицо, обрамленное длинными волнистыми рыжими волосами.
Губки были надутые, а глаза встревоженные.
Род улыбнулся, зевнул и потянулся:
— Доброе утро.
Надутые губки улыбнулись.
— Доброе утро, прекрасный господин.
Девушка сидела возле Рода, упершись в сено одной рукой, и пытливо вглядывалась в его глаза.
— Что же это вы тут почиваете один-одинешенек, господин, когда поблизости женщина только и ждет, чтобы вы кликнули ее?
Род почувствовал себя так, словно в его кровь плеснули какой-то горькой пакости. Его зазнобило, и не сказать, чтобы это был приятный озноб.
Он улыбнулся, всеми силами постаравшись придать улыбке теплоту:
— Благодарю тебя, девушка, но мне нынче не до услад.
Она усмехнулась, но лоб ее по-прежнему был нахмурен.
— И вам спасибо за вашу учтивость, господин, но только слова ваши мне не совсем понятны.
— Почему же,— вздернул брови Род.— Неужто это так уж невозможно, чтобы человек отказался от любовных утех?
Девушка гортанно хохотнула:
— О, отчего же невозможно? Возможно, милорд, да только случается редко. И с крестьянами редко случается, а уж с лордами — и того реже.
— Я не лорд.
— А все-таки человек благородный, это сразу видно. И поэтому кому, как не вам, девушками интересоваться?
— Вот как? — хмыкнул Род.— И почему же?
Девушка печально усмехнулась.
— Да потому, милорд, что крестьянин боится, как бы его ненароком не оженили против его юли, а лорды такого вовсе не боятся.
Род сдвинул брови и рассмотрел девушку более внимательно. При ближайшем рассмотрении она оказалась не так уж молода. Наверное, ей было лет двадцать девять — тридцать. А для крестьянки при таком общественном строе остаться незамужней в тридцать лет…
Он протянул руку:
— Поди ко мне, красотка.
На миг в глазах девушки зажглась надежда, но тут же сменилась решимостью. Она со вздохом упала в сено рядом с Родом, легла на бок, опустила голову на его плечо.
«Надежда…— думал Род, чувствуя, как девушка все теснее прижимается к нему.— Оставь надежды, отбрось их прочь…»
Он поежился. Девушка приподняла голову и озабоченно спросила:
— Вы озябли, милорд?
Он повернулся к ней, улыбнулся, и его вдруг охватило несказанное чувство благодарности — настолько сильное, что ком к горлу подступил. Род крепко обнял девушку, прижал к себе и прикрыл глаза, чтобы лучше насладиться прикосновением ее тела. Аромат вскружил ему голову — о нет, не аромат розового масла или сирени, а просто солено-сладкий запах женщины.
Боль, о существовании которой он и не догадывался, вдруг отступила.
Девушка льнула к нему. Она сжала в пальцах ткань его камзола, уткнулась лицом в плечо.
Но вот мало-помалу Род расслабился, мышцы его обмякли. Он лежал неподвижно, позволив своему сознанию впитывать окружающий мир. Издалека доносилась птичья трель, ветер о чем-то шептался с листвой деревьев, посвистывал в переплетениях лоз изгородей. Где-то совсем рядом в сене стрекотал кузнечик.
Девушка лежала рядом — мягкая, податливая, руки ее тяжело давили на грудь Рода.
Род не открывал глаз. Солнце пробивалось сквозь ресницы, и он лежал как бы окутанный алым светом и «видел» мир слухом.
Зашуршало сено. Девушка отстранилась и села. Наверное, сидела и смотрела на него сверху вниз. В глазах — боль, губы дрожат, по щеке стекает слеза.
Жалость охватила Рода. Жалость к девушке и злость на себя. Разве она виновата в том, что сейчас ему хотелось только покоя, а никак не любовных утех?
Род открыл глаза, повернулся на бок и осторожно взглянул на незнакомку.
Но нет, в ее взгляде не было обиды, только глубокое, серьезное понимание и забота.
Она стыдливо притронулась к щеке Рода кончиком пальца — легко, почти не касаясь кожи. Он взял ее за руку, прижал к щеке и поразился тому, какая маленькая у нее рука.
Снова закрыл глаза, крепче сжал ее руку.
Вдалеке замычала корова, ветер растревожил поле пшеницы.
Голос девушки прозвучал тихо и очень нежно:
— Милорд, делайте со мною что хотите. Большего я не прошу.
«Большего я не прошу…» Любви, она хотела любви, пусть всего на минуту, пусть за ней по пятам кралась разлука, пусть, оглянувшись назад, она поймет, что то была вовсе не любовь, а похоть. Пусть ей достались бы только тоска и боль, но она отчаянно хотела любви.
Род смотрел в ее глаза — в них стояли слезы.
Он снова закрыл глаза и увидел лицо Катарины, а рядом с нею — лицо Туана. Он придирчиво всмотрелся в эти лица и признался себе в том, какая это чудесная пара — прекрасная принцесса и галантный молодой рыцарь.
А потом рядом с лицом Туана возникло его собственное лицо, и некая часть разума Рода приказала: «Сравни!»
Пальцы Рода судорожно сжались, он услышал, как бедная крестьянка негромко вскрикнула от боли.
Он разжал пальцы, посмотрел на нее. И рядом с ней отчетливо увидел лицо Катарины.