Чародей и дурак

— Я знаю это, потому что провел с ним рядом много недель. Я видел, как доблестно он сражался. Я считаю его своим другом.

Таул встретился взглядом с Андрисом и отвел глаза. Рыцарь шел на большой риск, въезжая в круг. Если все кончится плохо, все они — Севри, Бэрд, Кеффин, Джервей, сам Таул и Андрис — падут мертвыми. Рыцари сомкнут кольцо и изрубят их в куски, прежде чем высокоградцы успеют прорваться.

— Он обманул тебя, Андрис, — нарушил молчание Тирен. — Он ненастоящий рыцарь: он отрекся от своих колец перед всем городом Бреном. Подойди и возьми у него нож — тебе он отдаст.

Андрис не дрогнул.

— Таул не приказывал убивать женщин и детей в Хелче. Не заключал с Кайлоком сделок в обмен на золото. — Андрис обернулся к рыцарям, и голос его стал тихим. — Я собственными глазами видел, что творят люди Кайлока. К северу от Камле мы наткнулись на место, где был их лагерь. Там во рву, под открытым небом, валялись изувеченные тела тридцати женщин.

— Нас это не касается, — сказал старейшина.

— Нет, касается — в том отряде были рыцари. — Голос Таула разнесся далеко в холодном рассветном воздухе. Беспокойный ропот пронесся над толпой, которая все росла, — люди складывали оружие и шли к шатру Тирена.

— Андрис, — рявкнул Тирен, — этот человек лжет. Отбери у него нож, не то будешь изгнан из ордена до конца твоих дней.

Никто не шевельнулся. Андрис смотрел в землю, и шрам у него на щеке казался белым в тусклом утреннем свете. Таул ослабил пальцы — он готов был отдать нож Андрису, чтобы не делать выбор рыцаря еще более трудным.

Таул лучше всякого другого знал, что такое трудный выбор.

Сражение прекратилось, и только хриплое дыхание трехсот человек нарушало тишину. Андрис вышел вперед и взглянул прямо в лицо Тирену.

— Может ли лжец выйти невредимым из Фальдарских водопадов?

Пораженная толпа зароптала.

— Этот тоже лжет, — крикнул Тирен рыцарям. — Они оба лгут. Не смог бы такой низкий злодей преодолеть водопад.

— Я видел, как он выплыл, — сказал Мафри, выйдя из толпы.

— И я, — сказал Корвис.

— И я, — откликнулся Джервей с дальней стороны круга.

Таул обрадовался, увидев его: он боялся, что молодой лучник убит.

— Выходит, все мы лжем, Тирен? — спросил Андрис.

Рыцари беспокойно переминались на месте, глядя на Тирена. Легкая судорога свела мышцы его плеча и спины.

— Эти люди позорят рыцарство. Посмотрите, как они проникли сюда, — в предрассветный час, чтобы захватить нас врасплох. Они не пожелали принять честный бой в открытом поле. И кто же ведет их? — презрительно оскалился Тирен. — Человек, пролезший в мою палатку как вор. Он вступил со мной в схватку, а его приспешники зашли сзади. Он красно говорит о чести, но сам ее не имеет. — Низкий мощный голос Тирена гремел над лагерем. — Спросите этого человека, спросите гордого и жаждущего славы Таула с Низменных Земель, что сталось с его семьей. Пусть он расскажет вам, как бросил трех малых детей на произвол судьбы. Пусть расскажет, как они погибли, пока он щеголял в Вальдисе будто павлин. Пусть скажет, кто повинен в их смерти. И вот тогда, не раньше, пусть продолжит свою речь о чести.

Таул не вынес этого. Холодная давящая ярость охватила его. Слова Тирена были точно соль, брошенная на открытую рану. Ничего не видя от слез, Таул направил нож в грудь Тирену. Тот боролся, но Таул держал его крепко. Рыцари маячили вдали словно призраки — их как бы не существовало. Таул ощущал только боль и хотел одного: чтобы она кончилась. Его нож вонзился в грудь Тирена.

Тирен подался назад, но Таул, не помня себя от ярости, стиснул его путы и насадил на нож. Под тяжестью тела нож вошел куда глубже, чем хотел Таул, — он хотел только ранить Тирена, но кинжал, пройдя меж ребер, пронзил сердце.

Толпа ахнула как один человек.

Таул отпустил Тирена. Глава ордена повалился на бок, и из раны хлынула кровь. Грудь Тирена тяжело вздымалась, и тело билось в конвульсиях.

Он посмотрел на Таула и медленно осклабился.

— Ты такой же недотепа, как твой отец.

До Таула, дрожащего и раздираемого противоречивыми чувствами, эти слова дошли не сразу. Отец? Откуда Тирен может знать его отца?

— Что тебе известно о моем отце?

— Его можно купить за пятьдесят золотых.

Нет, беззвучно произнес Таул. Нет!

Он чувствовал, что его душа отделяется от тела. Мир вокруг бледнел и расплывался. Разум, словно в бреду, стремился ввысь, а оттуда в прошлое. Таул вспомнил, как солнце пекло ему спину в день встречи с Тиреном. «А что же отец? — спросил его Тирен. — Он тоже умер?» «Нет, но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в Ланхольте».

Вся эта сцена предстала перед Таулом ярко, словно омытое дождем утро. И он впервые заметил то, о чем никогда не вспоминал раньше: быстро ушедший в сторону взгляд Тирена и его губы, повторившие слово «Ланхольт».