Кого бы еще натравить на Джека и рыцаря? Баралис недолго размышлял об этом. Кого же, как не Тирена. У главы ордена имеются люди на всем восточном побережье, а по количеству шпионов он уступает разве только архиепископу Рорнскому. Он вполне способен перехватить двух путников. Лучшего нельзя и желать. Рыцарь разыскивается за убийство, он опозорил орден и отрекся от него — прямой долг Тирена предать его правосудию. А если с рыцарем и его спутником произойдет в пути несчастный случай — что ж поделаешь.
— Кроп, — позвал Баралис.
— Да, хозяин? — Кроп сидел в темноте, терпеливо ожидая, когда Баралис подаст признаки жизни.
— Тирен идет с королевской армией?
— Да, хозяин. Он сам ведет в бой своих рыцарей.
— Хорошо. — Баралис отважился повернуться к слуге, поплатившись за это болью в боку. — Как только он войдет в город, дай ему знать, что завтра я желаю его видеть.
— Да, хозяин, — немного рассеянно ответил Кроп. На коленях у него лежала его любимая коробочка. — Вы долго спали. И говорили во сне.
— О чем?
Кроп повертел коробочку в руках.
— О Ларне. Вы говорили, что он погиб.
— Да, ларнский храм уничтожен. Но тебе-то что до этого? — нетерпеливо бросил Баралис.
Ему требовалось отдохнуть перед завтрашней встречей с Тиреном. Кроп сунул коробочку обратно за пазуху.
— Да ничего, хозяин, право, ничего.
— Вот, выпей-ка это. — Таул протянул Джеку чашу с чем-то горячим. Джек только что проснулся и не совсем еще пришел в себя.
— А что это?
— Сбитень на дождевой воде.
— Ну да, дождь я вижу, но где…
— Уметь надо, — улыбнулся страшный на вид Таул: глаза подбиты, губа распухла, на левой скуле громадный кровоподтек, на правой — глубокая царапина.
— А насчет еды ты ничего не сумел?
— Как же. — И Таул показал Джеку нечто напоминающее рыбу.
— Нет уж, спасибо. Если это рыба, то она, похоже, чересчур давно рассталась с океаном.
— Возможно. Мне дала ее старуха — у нее таких целая корзина. — Таул проглотил рыбешку целиком. — Гм-м. Пойду, пожалуй, еще попрошу.
— Я с тобой. — Джек вспомнил старуху, сидевшую ночью в качалке, и ему захотелось посмотреть, не она ли дала Таулу рыбу. Он чувствовал, что это она и есть. Много ли может быть старух на таком маленьком островке?
Поднимаясь с земли, он испытал разнообразные боли, туман в глазах, дрожь в коленках и головокружение. В конце концов Таул поднял его словно мешок. Джека даже смех разобрал. Ну и вид, должно быть, у них обоих — точно у парочки побитых забулдыг.
Они находились, как он сообразил, где-то среди тех хижин, что ютились на задах храма. Крыша у них над головой опиралась не на четыре, а всего лишь на две стены. Впереди виднелось такое же строение, а дальше не было ничего, кроме неба. Джек не помнил, как он попал сюда. Он многого не помнил — да и не хотел вспоминать.
Таул сильно хромал, но все-таки помогал Джеку. Вместе они поплелись в сторону храма. Жрецы в бурых рясах крестились при виде их, какие-то мужчины провожали их безумными взорами, и уродливые женщины разбегались прочь как крысы. Никто не смел остановить их.
Моросил мелкий дождь. Ветра не было. Джек начал ощущать пустоту этого места. Пульс не бился, и тепло иссякло — Ларн превратился в пустую скорлупу.
Его былой ритм Джек теперь чувствовал в себе. Его преображенное сердце билось в лад с призрачным пульсом острова. Ставшее более скорым биение правило кровью и легкими. Тело, не привыкшее к этому, напрягалось и потело. Точно в лихорадке — и все-таки не совсем так. Тело просто стремилось догнать участившееся сердцебиение.
— Ну как ты, Джек?
— Чудесно. Вот только… — И Джек умолк, увидев ларнский храм. Тот лежал в руинах. Все восточное крыло обвалилось. Гранитные глыбы налезали друг на друга, словно поленья в очаге. Дверные рамы надгробиями стояли над развалинами стен. Джек содрогнулся. Все это сделал он.
— Храм был выстроен над пещерой, — сказал Таул. — Когда она обвалилась, он рухнул вместе с ней.
Джек потряс головой, не находя слов. Там, под обломками, под гранитными глыбами и скалами, лежали мертвые оракулы. Привязанные к своим камням, бессильные спастись, они пали жертвой того самого храма, которому служили. Страшно умереть вот так, подобно обреченным на заклание агнцам.
— Ничто не дается нам даром, — прошептал Джек. — Ничто.
— Я это знаю, Джек. Знаю, — тихим нетвердым голосом сказал Таул. — Надо научиться жить с этим, вот и все.
Слова рыцаря напомнили Джеку, что не он один несет на себе груз сожалений, неуверенности и вины.
— Хе-хе-хе! — нарушил тишину чей-то пронзительный смех. — Он рухнул на веки вечные. Хе! Хе! Хе!
У западной стены храма сидела на нижней ступеньке старуха с корзинкой у ног, с тонкой шалью на плечах, как-то скошенная на правый бок. Джек направился к ней. Это она показала им ночью дорогу, а быть может, и дверь отперла. Подойдя ближе, он увидел, что вся правая сторона лица у нее неживая. Она смеялась только левой половиной рта и моргала только левым глазом — правый был закрыт. Джек взглянул на ее колени. Из-под шали выглядывала сжатая в кулак правая рука — она побурела и ссохлась, как у трупа. Длинные загнутые ногти вросли в сухое запястье.