Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

Это откровение, как ни странно, сделало ее сильнее. Она сосредоточилась мыслями на себе. Она всегда была сильной, но после убийства герцога как-то перестала полагаться на себя. Tayл заботился обо всем, и она охотно покорилась этому. Со дня отлучки Таула она стала потихоньку вновь обретать самостоятельность. Предчувствие говорило ей, что скоро она останется одна и потому должна быть сильной ради своего ребенка.

Таул любил ее - она поняла это в день своего замужества и по-своему пользовалась этой любовью. Она служила ей утешением в это смутное время. В течение многих недель после дня свадьбы жизнь представлялась ей тусклым сном, и лишь спокойная сила Таула помогла выжить. Его шаги за дверью, его нежная внимательность, а главное, сознание, что он обо всем позаботится, все это успокаивало ее в долгие часы горя. В дверь тихо постучали, и раздался голос Таула.

- Мелли, вы не спите?

- Не сплю, входите. Меня мутит, как водится.

Таул вошел, улыбаясь.

- Подать вам тазик?

Тазик был кошмаром ее существования - он сопровождал ее по всему дому, готовый к услугам.

- Да нет, не теперь еще.

Таул, подойдя, взял ее за руку.

- Вы слышали - сегодня свадьба Катерины и Кайлока.

- Да, я знаю. - Мелли не хотелось думать об этом. Пусть себе женятся.

- В этом есть и хорошая сторона, - мягко заметил Таул. - Баралис в последние десять дней был так занят приготовлениями что не имел времени разыскивать нас, и на улицах было спокойно.

- Слишком спокойно для города, выдающего замуж свою возлюбленную дочь.

Таул коротко вздохнул.

- Мелли, нам надо уходить. Ночью Хват обнаружил отводной люк, ведущий под стену. Он говорит, что на той стороне стоят всего двое часовых, которых легко снять.

- Нет, я еще не готова. Здесь нам пока ничто не угрожает - вы сами сказали. - Мелли отвернулась. - Вряд ли я смогу убежать, если стража погонится за нами. Я и встать-то не могу, чтобы меня не стошнило. Нельзя рисковать здоровьем ребенка. Грифт говорит, что по прошествии первых трех месяцев меня можно будет увести без опаски.

- Здесь не менее опасно. - Таул взял ее за плечи и повернул к себе. Нас перестанут искать, только когда поймут, что мы ушли из города...

- Перестанут ли? - прервала Мелли. - Теперь, когда отец брякнул в полной народу таверне, что я жду ребенка, Баралис, по-вашему, прекратит поиски?

- Баралис не властен над Аннисом и Высоким Градом. Мы можем отправиться туда. Если же мы задержимся, весь Север обратится в сплошное поле битвы.

- Ну так ступайте, - с внезапным гневом ответила Мелли. - Ведь ищут, собственно, вас, а не меня. Полгорода думает, что это вы убили герцога. Но Мелли тут же раскаялась в своих словах и потупила голову. - Простите, Таул. Я сама не знаю, что говорю. От этой беременности я совсем помешалась.

Ей хотелось сказать еще, что мысль о том, что он ее покинет, никогда не оставляет ее, потому у нее и вырвались эти жестокие слова.

Таул приподнял ее лицо за подбородок.

- Мелли, - сказал он, глядя прямо на нее своими голубыми глазами, - я готов на все, чтобы уберечь вас, и, если бы я думал, что мое присутствие для вас опасно, я ушел бы в тот же миг.

Что-то темное, полное муки таилось в его голосе. Мелли понимала, как мало она знает его. Он никогда не говорил ни о я себе, ни о своем прошлом. Знала она только, что он вышел из рядов рыцарей, и только на прошлой неделе, в праздник первого чуда Борка, поняла, какую боль это ему причиняет. В тот день он был точно человек, потерявший свою душу. Но откуда он родом, кто его родные и о чем он мечтает, оставалось неизвестным ей. День и ночь он нес караул у нее за дверью, но, даже переступая порог, никогда не говорил о себе.

Она ступила вперед, Таул раскрыл ей объятия и прижал к своей груди. Она приникла к нему, чувствуя мощное биение его сердца. Ей хотелось сказать, чтобы он никогда не оставлял ее, даже если это понадобится ради ее или ребенка блага, но что-то - то ли гордость, то ли чутье - удержало ее от этих слов.

Джек вошел в город Брен под вечер. Путешествие по Старой Козьей дороге отняло у него десять дней хорошего хода. С погодой ему повезло, если не считать мелких дождей, докучливого ветра и резкого похолодания по ночам. С ногами дело обстояло несколько иначе: он приобрел больше мозолей, чем целая армия на марше, так ему по крайней мере казалось.

Еда у него кончилась три дня назад, притом тогда, когда он сильно проголодался. Входя в юго-западные ворота Брена, он и думал, собственно, только о том, как бы раздобыть немного еды. Тут простодушные пастухи явно не водятся. Придется кого-то ограбить, и после трех дней голодухи ему все равно, кто это будет - возможно, первый же встречный с горячим пирогом в руках.