Чародей фараона

Эти луки тут же были наведены на ливийцев, в нерешительности остановившихся на месте.

А рыжебородый, выделявшийся ростом и статью даже среди своих высоченных соратников, спрыгнул со спины зебры («А говорили, они не приручаются») и подошел к египтянам, все еще не знавшим, как реагировать на все происходящее.

– Мое почтение сыну фараона Хупу, царственного собрата отца моего!

Рахотеп и Джедефхор недовольно насупили брови. Искажение священного имени живого бога пришлось им не по нутру.

– И его спутникам тоже привет! – закончил великан. – Я Наакон, сын Наакона, пятого царя этого имени, правящего страной Куш, которую некоторые чужеземцы, не знающие нашего языка, – легкая улыбка возникла на вполне негритянских губах рыжего, – именуют Эфиопией. А это, – жест в сторону по-прежнему готовых к бою всадников, – мои воины, прибывшие, чтобы сопроводить вас к вашей цели.

– Как ты нашел нас? – только и смог спросить Джедефхор.

И только потом добавил, словно спохватившись:

– Сын достойнейшего отца.

Наакон искренне рассмеялся.

– Разве на пальце у вашего чародея нет кольца моей сестры? Или ты думаешь…

В эту секунду со стороны ливийцев послышались воинственные вопли, удары в медные щиты, и беседа оборвалась сама собой.

Орда ливийцев двинулась вперед, готовясь перейти на бег. Но тут перед войском появилась одна из колесниц, на которой стоял, опершись на копье, крупный мужчина в немее и пестрой набедренной повязке. Такие передники Даниил видел только на египетских придворных, и вполне возможно, кому-то из них она раньше и принадлежала. Но вот откуда он раздобыл головной убор фараонов?

«Не иначе какую-нибудь царскую гробницу обчистил. С этих гиен станется».

Величественным жестом руки толстяк остановил своих подчиненных и хлопнул возницу по спине. Тот тронул поводья, и колесница проехала метров тридцать по направлению к позициям египтян и их нечаянных союзников.

Скудное одеяние предводителя ливийцев было украшено золотыми и серебряными подвесками, ярко блестевшими на закатном солнце, а в руке он держал отполированный до яркого блеска бронзовый меч. Вид у него, однако, был не грозный, а скорее комичный.

– Я военный вождь рода Асеми, Самасих, сын Самасиха! Обо мне слышали в Та-Кемете и в землях аму и хабиру. И в твои земли, вождь чернокожих, я тоже ходил и возвращался с добычей, – изрек он.

«Не иначе вместе с египетской армией», – подумал Данила.

– Я не боюсь тебя! Уходи. Я пришел за этими людьми, и не далее как сейчас они познают рабские колодки и страх смерти! Я жду!

И застыл в высокомерной позе, поставив ногу на плечо колесничего – молоденького стройного паренька лет пятнадцати.

– Это я пришел за этими людьми, и ты получишь их не раньше, чем падет последний из нас! – проорал в ответ Наакон.

Он явно не боялся и даже презирал заносчивого ливийца.

– Скажи, зачем тебе сдались эти жалкие псы? – спросил, изо всех сил напрягая голосовые связки, толстяк. – Они враги тебе и мне. Их нужно уничтожить, а сердца и печень этих вонючих египетских собак будут приятны моему богу…

Упуат при последних словах зло заворчал, и в его рыке Даньке явственно почудилось: «Ну, я тебе еще покажу собаку!»

– Значит, твой бог предпочитает собачатину? – издевательски рассмеялся Наакон. – Ну, тогда мой тебе совет: налови побольше шакалов, и ему будет еще приятнее!

Ливийцы вновь двинулись было вперед, поднимая оружие и издавая гневные крики. И снова яростный жест вожака отшвырнул их на прежние позиции.

– Я не уйду! – заорал в ответ Самасих, поднявшись во весь немалый рост на колеснице. – Зачем тебе губить своих воинов, о сын царя великого Куша?

Это всего лишь египтяне…

– Верно, зачем нам губить своих воинов! – оборвал Наакон его излияния (а ливийский вождь настроился, судя по всему, на долгую речь). – Давай решим наш спор, как принято среди мужчин и воинов – один на один, в честной схватке. Или ты испугался?

– Я согласен, – долетело с той стороны спустя несколько секунд.

– Сразимся пешими, без копий и щитов, – не давая ему опомниться, продолжил Рыжебородый. – Только на мечах, сила против силы. Пусть наши боги нас рассудят. Даниил не смог не восхититься Нааконом – как легко он взял этого типа «на слабо». Да еще божий суд сюда приплел!

– Только извини, биться будем без этих ваших черных мечей! – закричал ливиец с таким видом, словно поймал противника в ловушку. – Знаем мы эти штучки!

Кое-кто из темнокожих настороженно нахмурился, но Рыжебородый только пожал плечами.

– Будь по-твоему, о поклонник бога, что обожает тухлое мясо.

– Уважаемый, э-э, египтянин, – обратился он к Рахотепу. – Не дашь ли ты мне на время свой хепеш, чтобы я мог разделать вот того труса? Ему почему-то не хочется умирать от моего клинка…

– Хорошо, – не изменившись в лице, бросил старый вояка. – Возьми, храбрец. Этот меч немало таких, как он, отправил в царство Сета.

Рахотеп вытянул из ножен изогнутый клинок темной бронзы.

С благодарным кивком приняв меч, Наакон снял с пояса свой – прямой и широкий, тяжелый даже на вид, и зашагал вперед.