Чародей Амбермера

Наверное, с этой историей о девах-воительницах вышло какое-то недоразумение. На самом деле они просто храмовые проститутки. Они живут в маленьких, тесных, душных комнатках, в которых воняет засохшей кровью и свечами. И к ним подкрадываются существа, сильно смахивающие на крыс, с глазками, похожими на блестящие пуговицы, и с окровавленными губами.

Если бы она могла проснуться и выйти отсюда, «отец» полил бы ее голову водой. Она бы жадно слизывала стекающую по лицу влагу. Марсия попыталась представить тот мост, возле которого старик совсем недавно ждал ее.

Вместо этого она увидела «отца» стоящим по щиколотки в воде. Старик смотрел прямо в ее сон. Разве эта печальная улыбка может быть улыбкой безумца? Губы старика зашевелились, выговаривая неслышные слова, потом он повернулся и пошел, шлепая ногами по воде, как маленький мальчишка, забравшийся в грязную лужу.

Когда же «отец» придет и вылечит ее от лихорадки? И когда явится Элисса? Тонкий шрам на щеке Марсии жегся, точно едкая слеза.

Она отогнала прочь смутные картины сновидения и сосредоточилась на этой боли. Марсия как будто даже разглядела свой шрам — ярко горящую черточку среди непроглядной черноты ночи. Ей захотелось проснуться. Светящаяся узкая полоска оказалась пламенем горящей свечи в темноте маленькой комнаты. Марсия увидела себя встающей из-за стола. Увидела свое лицо с резкими, четко обрисованными чертами, освещенное снизу пламенем свечи, выдержанное в черно-серых тонах. Ее вдруг охватили неуверенность и смутные опасения, но потом волной нахлынуло облегчение…

Она проснулась от пронзительной, гнетущей тишины. Рука почти не болела. Боль сосредоточилась только вокруг синяков и ссадин. Женщина осторожно встала, опираясь руками о стол. У нее слегка закружилась голова, но это быстро прошло, и голова стала легкой и ясной. Когда Марсия попробовала пройтись по комнате, голова у нее больше не кружилась.

Женщина потрогала щеки, провела рукой по лбу. Кожа была сухой, но не горячей. И озноб, который, помнится, сотрясал ее во сне, больше не беспокоил. Марсия смутно осознала, что ей хочется есть. Она посмотрела на горящую свечу и попыталась собраться с мыслями. Через пару минут она покачала головой и направилась к двери сквозь пляшущие отсветы язычка свечи.

На полпути к двери Марсия остановилась и оглянулась. Ей казалось, что проспала она очень долго — пожалуй, целую ночь. Кресло-качалка прапрабабушки, крысоподобные существа, танцевальный зал, выходки Альды — все это свалилось на нее минувшей ночью, и теперь должно было уже наступить утро. Между тем свеча на столе по-прежнему горела.

Марсия подошла ближе к столу, чтобы рассмотреть свечу повнимательнее. Пламя тут же дрогнуло и закачалось. Женщина наклонилась к свече. Сверху воск был теплым и мягким. Марсия попыталась прикинуть в уме, как долго может гореть свеча. Если бы она проспала хотя бы малую толику того времени, какое, как подсказывало ее тело, она на самом деле почивала, от этой свечи остался бы даже не огарок — только маленькая лужица воска. Но свеча почти не оплавилась — то есть получалось, что Марсия провела в объятиях Морфея всего несколько минут, а не долгие часы. Однако сна выспалась и отдохнула, как после долгого сна. Марсия посмотрела на стул, на котором раньше сидела Альда, — как будто ожидала вновь увидеть мерзкую старуху.

Несмотря на «показания» свечи, Марсия направилась к выходу, исполненная любопытства. Ей было очень интересно посмотреть, как здесь все выглядит при ясном дневном свете. Она открыла дверь и даже моргнула от неожиданности, обнаружив все тот же туманный полумрак. Когда Марсия выходила из лачуги, у нее появилось странное ощущение, будто она вернулась сюда несколько минут назад. Неужели если она быстро пробежит вдоль улицы, то увидит исчезающего в тумане высокого мужчину с мешком?

Все было по-прежнему. Воздух — теплый и влажный, точно такой же, каким был раньше. Точно такие же сумерки, точно такие же тени. Марсия прошла несколько шагов, стараясь ступать бесшумно. Потом огляделась по сторонам, пытаясь пронзить взглядом туман и тьму. Сделав десяток шагов, она внезапно остановилась. Даже не глядя, женщина подняла левую ногу и, не обращая внимания на боль, потянулась рукой к туфле, потрогала носок. Несколько мгновений она балансировала на одной ноге, словно ибис посреди пруда, и широко улыбалась. И туфля, и носок были сухими.

Марсия медленно опустила ногу. Что бы там ни было со свечой или с неизменным полумраком, она проспала целую ночь, никак не меньше.

— Пошли, Лулу! — сказала она и вернулась к «своей» хижине. Минувшей ночью усталой и измученной Марсии эта лачуга казалась единственным убежищем. Теперь женщина радовалась, что заходит сюда в последний раз.