Чародеи

Род поднял взгляд на Туана, который усмехался, уперев руки в бока, ни дать, ни взять царственный эльф, вернувшийся в свое королевство. Он посмотрел на зрителей, потрясенных и исполненных страха, пялившихся, разинув рты, на повелительную, командную фигуру над ними. Род вынужден был признать, что это был отличный способ начать речь. Туан вскинул руки, и зал затих за исключением мерного рокота барабана Большого Тома.

— Вы прогнали меня! — крикнул Туан.

Толпа съежилась, бормоча, полная страха.

— Прогнали, выбросили вон! — воскликнул Туан. — Вы отвратили от меня Глаза свои, отвернулись от меня, думали никогда больше не смотреть на меня!

Ропот усилился, начал принимать угрюмый отчаянный оттенок.

— Разве не был я изгнан? — вопросил Туан, а затем: "Молчать!"

И, как по волшебству, зал затих.

Он низвел на толпу обвиняющий перст и прорычал:

— Разве не был я изгнан?

На этот раз нашлись некоторые, пробормотавшие: "Да".

— Разве не так?

Хор "да" усилился.

— Разве не так?

— Да, — прокатилось над головами толпы.

— Разве вы не называли меня предателем?

— Да, — снова проворчала толпа.

— И все же, вот я, стою здесь, — прокричал Туан. — Сильный и свободный, и снова хозяин Дома Хлодвига!

Никто этого не оспаривал.

— А где настоящие предатели, которые увидели бы всех вас разорванными в клочья в безнадежной битве? Предатели, которые превратили Дом Хлодвига в тюрьму в мое отсутствие? Где они теперь, чтобы оспаривать мое главенство?

Он положил руки на бедра, в то время как толпа пустила этот вопрос по рядам, а Том быстро привязал десятифутовую нить к путам Пересмешника, а другой ее конец привязал к столбу перил.

Когда ропот "где?" и "Пересмешник" начал усиливаться, он обслужил таким же образом троих приспешников. Туан дал ропоту нарасти и усилиться, затем как раз, когда он достиг своего пика, подал знак Тому. Том с Родом перебросили связанных через перила, где они и повисли по двое по обе стороны от Туана. Пересмешник пришел в сознание, он начал извиваться и брыкаться на конце своей веревки. Зал наполнился потрясенным молчанием. Туан усмехнулся и сложил руки на груди. Толпа зарычала, словно один огромный дикий зверь, и бросилась вперед. Передние ряды принялись подпрыгивать, пытаясь достать болтающиеся ноги. Непристойные эпитеты, проклятия Пересмешнику и его приспешникам так и летели из огромного зала.

— Вот! — крикнул Туан и вскинул руки, толпа замолкла. — Вот предатели, воры, отнявшие у вас свободы, что я добыл для вас!

Большой Том усмехнулся, не сводя горящих глаз с молодого лорда, раскачиваясь в ритм со словами юноши. Ибо воистину, паренек сейчас казался футов двенадцати ростом.

— Разве вы не родились без всяких хозяев? — крикнул Туан.

— Да! — проревела ему толпа.

— Вы родились для воли, — прогремел Туан. — Верно, свободы быть вне закона и нищенствовать, рожденные свободными!

Затем: "Разве вы не родились дикими? — практически провизжал он".

— Да! — завизжала в ответ толпа. — Да, да да!

— Разве я украл у вас вашу свободу?

— Нет, нет!

Кривобокий горбун с повязкой на глазу крикнул:

— Нет, Туан, ты дал нам больше свободы!

Толпа утвердительно зашумела. Туан снова скрестил руки, улыбаясь, давая одобрительным крикам идти своим чередом. Когда они только-только прошли свой зенит, он снова вскинул руки и прокричал:

— Говорил я вам?

Воцарилось молчание.

— Говорил я вам, что вы должны иметь мое разрешение на ночь любви?

— Нет! — заревели они в ответ, оба пола, для разнообразия объединившись.

— И никогда не скажу!

Они закричали:

— Ура!

Туан улыбнулся и почти застенчиво склонил голову в знак благодарности.

— И все же. — Голос Туана упал на низкий, угрюмый, гневный регистр. Он нагнулся вперед, размахивая перед зрителями стиснутыми кулаками. — Когда я вернулся в ваши коридоры сей темной вечерней порой, что я обнаружил? — Голос его поднялся, усиливаясь. — Вы позволили этим подлым негодяям похитить все, что я дал вам!

Толпа зарычала.

Туан махнул левой рукой. Том ударил в барабан с такой силой, что оборвал толпу.

— Нет, больше того, воскликнул Туан Его указательный палец тыкал в толпу, глаза искали индивидуальные лица Его голос стал теперь холодным и размеренным. Я обнаружил, что в своей подлой трусости вы позволили им украсть даже ту свободу, с которой вы родились!

Толпа зароптала, испуганно и неуверенно. Передние ряды шарахнулись назад.

— Даже свое прирожденное право вы позволили украсть у вас!

Ропот обернулся волной страха от презрения, звучавшего в серебряном языке.

— Вы позволили им отнять у вас даже право на постельную свободу!

Он взмахнул рукой, снова ударил барабан.

— И вы называете себя мужами, — засмеялся Туан резким пронзительным смехом.

Волна ропота пошла теперь на него мрачными, протестующими голосами:

— Мы — мужи! — крикнул кто-то, и толпа подхватила — Мы мужи! Мы мужи! Мы мужи!

— Да! — завизжал одноглазый горбун. — Только дай нам сих болтающихся негодяев, что ограбили нас, Туан, и мы докажем, что мы — мужи! Мы не оставим и унции мяса висеть на их костях! Мы разорвем их на части, сдерем с них кожу! Мы переломаем даже их кости и вытащим костный мозг.