Хозяином, как оказалось, был Логайр. Рода проводили в средних размеров зал с высоким потолком, который был весь увешан гобеленами. Три высоких узких окна, сквозь которые Роду был виден слабый свет зари, искажаемый призмой водопада, освещали помещение, которое было заполнено ревом воды, но звук был приглушенным. Присмотревшись повнимательнее, Род увидел, что окна были с двойными рамами и в метр глубиной. Кто-то кое-что помнил из старой технологии. Стены были увешаны гобеленами, под ногами лежал толстый ковер. Центр покоев занимал большой овальный стол. Во главе его сидел Логайр, справа от него старший сын. Дюрер сидел слева. Другие места занимали восемь человек, выглядевшие знакомыми. У Рода расширились глаза, когда он узнал их: Герцог Медичи, граф Романов, герцог Бурбон, князь Габсбург и их советники. После Логайра они были четырьмя самыми могущественными среди Великих Лордов. И если эти пятеро собрались вместе, то не могли ли быть поблизости другие семеро? Все сидели за завтраком, но никто из них, кажется, по-настоящему не сознавал, что он ест. Взять вот Ансельма — сына Логайра — он ел, словно автомат, уставясь в тарелку, с лицом, застывшим, словно у скульптуры, в холодной ярости. Его отец сидел, склонив голову, крепко стиснув руки перед собой на столе.
Надо полагать, решил Род, здесь имела место небольшая ссора между отцом и сыном, и Логайр победил — но только приказав сыну заткнуться. И Рода призвали залатать брешь. Ой-е-ей! Чего только не ждут люди от эстрадных артистов. Лицо Дюрера лучилось подспудным пыланием мстительной радости, у других советников были более умеренные версии того же выражения лица. Что бы тут ни произошло, все вышло так, как хотел Дюрер: вероятно, именно он-то это и подстроил. Этот человек был идеальным катализатором, решил Род. Он никогда не вступал в вызванные им реакции.
Логайр посмотрел на своего сына с немым призывом в старческих покрасневших глазах. Но Ансельм не ответил ему даже мимолетным взглядом, и лицо герцога стало твердым, как кремень.
Повернувшись, старик увидел Рода. — Менестрель! — рявкнул он. — Почто ты стоишь праздно, дай нам веселья..
Голова Дюрера резко повернулась в его сторону, он вцепился в него взглядом. Тревога сменила на его лице шок с последовавшей затем дисциллированной убийственной яростью. Род весело улыбнулся, поклонился и коснулся чуба, отдавая честь. Про себя он гадал, какая же песня сможет выжечь напряженность в этом зале. Он сильно подозревал, что тут существовал обычай разряжать атмосферу, избивая менестреля за неумение выполнить свою задачу. Он начал наигрывать "Мэтти Гривса", прикидывая, что его единственный шанс заключается в том, чтобы дать нечто еще более ужасное, чем все, что только могло иметь здесь место. Он, однако, некоторое время воздерживался от слов, чтоб дать себе время изучать лица четырех лордов. Выражение их менялось до задумчивого размышления, которое явно было направлено на старого герцога. Похоже, Логайр не имел здесь сильных сторонников:
— Менестрель!
Род поднял взгляд — это заговорил Ансельм.
Лицо молодого человека было настолько кислым, что от него молоко свернулось бы. — Ты знаешь песню о парне, из которого женщина сделала дурака, и все же он, вдвойне дурак, все еще любит ее?
— Перестань! — сказал Логайр.
Но прежде чем Ансельм смог ответить, Род сказал:
— Много, милорд, о мужчинах, все еще любящих женщин, выбранивших их, и во всех них леди возвращаются к ним.
— Возвращаются! — сплюнул Ансельм. — Да, она возьмет его обратно, чтобы с позором повесить на воротах своего замка!
Старый герцог, поднявшись на ноги, прорычал:
— Довольно твоей клеветы!
— Клеветы! — Кресло Ансельма опрокинулось, когда он вскочил на ноги, чтобы встретить отца лицом к лицу. — А разве это клевета, что она оплевала гордое имя Логайров. Да! И не раз, но дважды, и сделает это вновь! Нет! — Он врезал по столу кулаком, обернувшись, чтобы пройтись взглядом по лицам лордов. — Эта подлая девка должна усвоить, что она не может топтать честь своих пэров! Мы должны сбросить ее с престола и сломать под нами раз и навсегда!
Лицо Логайра-старшего побагровело, он уже совсем был Готов ответить резко, но прежде чем он успел заговорить, Род пробормотал словно про себя: "Нет, милорд, не так круто. Не громить, а приструнить."
Он попал под перекрестный огонь подобных лазерам взглядов Ансельма и Дюрера, но Логайр грянул:
— Да! — сказал он с гигантской радостью и облегчением. — Он говорит не к месту, но речь его верна! Наша юная королева норовиста, но ведь такой же бывает и молодая кобылка, пока ее не взнуздают. Она должна усвоить, что ее власть не абсолютна, что есть узда на ее силу, но она сюзерен, и ее нельзя сбрасывать!
Ансельм издал булькающий звук, лицо его раскраснелось, Глаза начали вылезать из Глазниц. Он задыхался от ярости, но сумел проговорить, сильно заикаясь от гнева: "Нет уж! Теперь я говорю, нет! Женщина-сюзерен? Это насмешка! Блудливая надменная сука…"