–
Тогда я посмотрел на оруженосца сэра Лота и увидел паренька не многим старше Вистана. Он прислонялся спиной к барьеру и казался страшно испуганным.
–
Мы подняли пики.
–
Даже с расстояния длинного полета стрелы я увидел, что рука оруженосца сэра Лота трясется.
Помощник, повторявший слова герольдмейстера Никры, поднес горн к губам и дунул. Я уселся в седло и сжал пику покрепче. Сойдемся ли мы правым боком к правому? Или левым к левому (как на рыцарских поединках)? Или сшибемся лоб в лоб? Вопросы, стремительно пронесшиеся в моем уме, исходили от Облака. Я ответил: «Левым к левому».
Горн пропел во второй раз. Стоявший рядом Вистан пробормотал:
– Да благословит вас Тунор, сэр Эйбел.
Возможно, это послужило дурным предзнаменованием, ибо едва он успел произнести последнее слово, на солнце набежало столь темное облако, что возникло такое впечатление, будто мы с мертвым рыцарем вышли биться среди ночи. Во мраке Лот, казалось, увеличился в размерах. Его белый щит и белая накидка парили подобием призраков над почти невидимым конем.
Горн пропел в третий раз. Мне не пришлось пришпоривать Облако.
Пика Лота сломалась при ударе о мой щит. Моя же глубоко вонзилась противнику в грудь, и он вылетел из седла. Я выдернул пику на скаку, и, наверное, большинство зрителей не поняли толком, что произошло.
Однако он не замешкался, вопреки моим ожиданиям. Когда я развернул Облако, он уже снова вскочил в седло и выхватил из ножен меч. Острие моего меча скользнуло по шлему Лота; наши кони столкнулись грудь в грудь, и жеребец рухнул на землю, не выстояв под мощным натиском Облака. Я развернулся и поскакал на соперника в третий раз. Он стоял, точно призрак, с сочащейся из раны сукровицей; и я попытался снова пронзить мертвого рыцаря пикой с намерением оставить последнюю торчать у него между ребрами, лишив его возможности свободно двигаться, и нанести смертельный удар мечом прежде, чем он успеет избавиться от помехи. План был хорош, но он не сработал. Щит Лота отразил удар моего клинка. А его меч (ничего подобного я не ожидал ни от одного меча, помимо Этерне) перерубил мою пику с такой легкостью, с какой топор дровосека перерубает ствол молодого деревца.
Тогда я испугался за Облако. На турнире ни один истинный рыцарь не наносит ударов по коню противника; в настоящем же бою все дозволено. И теперь, увидев взятый на изготовку смертоносный меч, я понял, какой удар последует. Облако хотела забить Лота копытами, и она вызвала в моем воображении столь убедительную картину своих действий, что я почти согласился.
Я соскользнул с нее и бросился в рукопашную схватку.
Меч Лота разрубил мой щит так глубоко, что лишь рукав кольчуги остановил лезвие. Развернувшись со всем возможным проворством, я вырвал меч из мертвой руки. Удар моего топора обрушился на шлем противника, и он упал.
Поверженный наземь, он испустил протяжный громкий стон. Весь ужас смерти слышался в нем; вся тоска забытых, занесенных снегом могил; плач ледяного ветра над окоченевшими трупами нищих на улицах Кингсдума; и вой волков, разрывающих на части мертвые тела на поле брани.
Развернувшись кругом, я пошел прочь и, увидев герольдмейстера Никры с помощником, сообщил, что мой противник требует повторного поединка, на который я согласен.
Тогда Вистан принес мне новый щит: привезенный нами из Редхолла, он все еще оставался в матерчатом чехле, чтобы никто не видел золотого льва Равда, на нем изображенного. Я взял щит и – поняв, что оруженосец Лота ни за какие блага на свете не сдвинется с места, – велел Вистану поднять моего противника на ноги и обеспечить новым оружием.
– У меня нет для него никакого оружия, сэр Эйбел, кроме моего собственного меча.