Они отдыхали в течение часа в полдень, когда было жарче всего. Таита вошел в неглубокую пещеру и внимательно осмотрел поверхность скалы. Он вышел на солнечный свет, не сказав ни слова, и Шабако приказал продолжать работу. Когда стало слишком темно, чтобы видеть, что они делают, Шабако отпустил их и послал вниз с холма, на скромный ужин. Запасы проса дурра истощались почти так же быстро, как вода в колодцах.
Используя преимущество прохлады, они опять начали копать на рассвете. К сумеркам они углубили штольню в склон всего на двадцать локтей. Там они наткнулись на пласт твердой синей кристаллической скалы. Шесты с бронзовыми наконечниками не оставляли на ней следа, и солдаты начали роптать.
– Мы воины или рудокопы? – вопрошал один старый ветеран, глядя на свои покрытые синяками и волдырями ладони.
– Что мы роем? Собственные гробницы? – спросил другой, перевязывая глубокий порез на голени, полученный в результате неосторожного удара копательным шестом.
– Как можно рыть твердую скалу? – Еще один вытер с налитых кровью глаз пот, смешанный с пылью.
Таита послал их по долине туда, где, как безмолвный памятник давно высохшей воде, стояла густая роща мертвых акаций. Они нарезали сухих веток и принесли вязанки к раскопу. Под руководством Таиты они сложили дрова на несокрушимой скале и зажгли. Огонь поддерживали в течение ночи, время от времени подбрасывая дрова, и на следующее утро, когда скала пылала от жара, залили его из мехов, наполненных в иссякающих колодцах. В облаках шипящего пара скала затрещала и взорвалась.
Один солдат был ранен острым осколком и потерял правый глаз. Таита удалил остатки глаза и зашил закрытое веко.
– Боги дали нам два глаза как раз на случай такого несчастья, – уверил он своего пациента. – Ты будешь видеть одним глазом так же хорошо, как видел двумя.
Они подождали, пока разрушенная скала остыла, и выломали из нее большие почерневшие глыбы камня. За ними скала была такой же твердой и непроходимой. Они вновь сложили на нее связки веток, повторили трудный и опасный процесс с тем же результатом и, потратив несколько дней тяжелейшего труда, прошли несколько локтей.
Даже Нефер был обескуражен и сказал об этом Минтаке, когда ночью они лежали вместе в темноте.
– Есть многое, чего мы не понимаем, сердце мое, – шептала она, баюкая его голову.
– Мы даже не знаем, зачем он заставляет нас рыть это отверстие, а когда я спрашиваю его, он глядит на меня разъяренно, будто древняя черепаха. Солдатам это скоро надоест, и мне тоже.
Она захихикала.
– Древняя черепаха! Вам бы лучше удостовериться, что он не слышит. Он мог бы превратить вас в жабу, а мне это ни чуточки не понравится.
На следующее утро, ни свет ни заря, команды усталых рассерженных людей приплелись к верхнему концу долины и, собравшись у входа в шахту, стали ждать прихода Мага.
Полагаясь на свое обычное артистическое чувство, Таита поднялся на склон с первыми лучами восходящего солнца, которые сияли позади него, насыщая светом его серебряные волосы. На одном плече он нес скатанную льняную ткань. Нефер и другие военачальники встали, чтобы приветствовать его, но он, не обращая внимания на их приветствия, отдал Шабако распоряжение повесить полотно над входом в шахту как занавеску. Когда это было сделано, он один вошел в занавешенную шахту, и люди снаружи замерли в тишине.
Казалось, они ждали долго, но в действительности прошло меньше часа, потому что солнце поднялось над горизонтом только на ширину ладони, когда льняной занавес был отдернут в сторону и Таита встал во входе в пещеру. Случайно или по плану Мага солнечный свет падал прямо в шахту. Чистую поверхность стен шахты заливало солнце, и ряды людей сгрудились, с надеждой заглядывая вперед. Они увидели, что на синей скале появилось изображение раненного ока великого бога Гора.
Лицо Таиты выражало волнение, когда он начал декламировать обращение к Золотому Гору. Ожидавшие люди упали на колени и хором подхватили:
Окончив последний стих, Таита повернулся и, провожаемый взглядами всех присутствовавших, смотревших на него с надеждой, пошел назад в шахту и оказался перед сине-серой стеной недавно отрытой скалы в ее конце. Крошечные кристаллы полевого шпата, вкрапленные в нее, искрились на солнце.
– Кидаш! – прокричал Таита и ударил в стену посохом. Люди у входа пригнулись, поскольку это было одно из слов власти.
– Менсаар!
Они с трепетом вздохнули, и он ударил снова.
– Нкуб! – Он ударил в третий и последний раз и шагнул назад.
Ничего не произошло, и Нефер почувствовал нарастающее разочарование. Таита стоял неподвижно, солнце медленно поднималось все выше, и тень закрыла скальную стену.