Чародей

Ощущения смешались так, что казалось, будто они окутали каждое ее волокно, каждую частицу ее мозга и тела. Наконец Нефер прервал поцелуй, и Минтака почувствовала, как его губы прижались к ее голому плечу. Она инстинктивно поняла, что ему нужно, раскрыла переднюю часть туники и достала одну грудь. Она была тяжелой в ее руке, с набухшим болезненным соском. Она вплела пальцы другой руки в густые вьющиеся волосы на затылке Нефера и поднесла сосок к его губам. Когда он стал сосать, будто голодный младенец, она почувствовала, как глубоко в ее животе что-то сократилось и сжалось, и с удивлением поняла, что это была ее матка.

Она осторожно заменила одну грудь на другую, и чувство не только ослабло, но стало еще сильнее.

Ошеломленная удовольствием, Минтака почувствовала, что его пальцы поднимают переднюю часть ее набедренник и возятся с завязкой. Она раздвинула ноги, чтобы ему было легче дотянуться до нее, и свободной рукой помогла развязать узел на своем бедре. Ткань упала, и воздух гробницы опахнул прохладой ее голые ягодицы и живот.

Нефер погладил жесткие кудри, покрывавшие ее лоно, нашел разбухшие губы, которые выступали из щели, и осторожно раздвинул их дрожащими пальцами. Минтака вскрикнула, будто от боли, неосознанно раздвинула полы его набедренника и протянула руку, чтобы найти его. Пораженная его толщиной, она обхватила его большим и указательным пальцами. Он дернулся в ее руке будто живое существо, и она захотела посмотреть на него. Не отпуская, она отодвинула его назад так, чтобы увидеть внизу, между их телами.

– Он такой красивый, – выдохнула она, – такой гладкий, такой сильный.

Затем она снова поцеловала Нефера и, прижимаясь губами к его губам, упала на спину и потянула его к себе на живот, раздвинув бедра, приглашая, ощущая недостаток его опыта. Ею владело материнское чувство – и чувство обладания. Неопытная сама, она вела его, ощущая, как он скользит по ней, переполненный желанием, исследуя вход в нее саму. Она изменила наклон бедер, и он глубоко вошел в нее, животом прижавшись к ее животу, наполнил ее, и наконец она ощутила, что он может расколоть ее на части, и торжествующе закричала от сладостно-горькой боли.

Он скакал на ней, будто мчащийся жеребец, а она подгоняла, двигая бедрами навстречу ему, двигаясь вместе с ним все быстрее, пока не поняла, что достигла предела. Невероятно, но они продолжили и ушли далеко за этот предел. Они оторвались от земли, преодолев ее тяготение, и, под самым куполом небес, ощутив хлынувший в ее лоно и затопивший ее горячий поток, наполнивший ее, она откликнулась – и сравнялась с ним, и их прежде раздельные сущности слились, стали единым целым, а голоса слились в едином ликующем крике.

Много позже, когда они вместе вернулись с заоблачных высот и лежали в объятиях друг друга, а их пот и дыхание смешивались и остывали, они все еще были соединены его плотью, глубоко в ней.

– Я не хочу, чтобы это когда-нибудь кончилось, – прошептала она наконец. – Я хочу оставаться так с вами всегда.

Но по прошествии еще некоторого времени он расслаблено сел и посмотрел на выход из шахты.

– Уже начинает темнеть, – сказал он удивленным тоном. – Так быстро прошел день.

Она встала на колени, пригладила набедренник, и он коснулся свежих пятен на полотне.

– Ваша девственная кровь, – благоговейно прошептал он.

– Мой дар вам, – ответила Минтака. – Доказательство моей любви к вам одному.

Он протянул руку и оторвал от подола ее набедренника испачканный красным клочок величиной с ее маленький ноготь.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Я сохраню его навсегда как память об этом замечательном дне. – Нефер открыл медальон, который носил на шее, и положил кусочек ткани рядом с локоном ее темных волос, который уже был внутри.

– Вы действительно любите меня, Нефер? – спросила она, глядя, как он закрывает медальон.

– Каждой каплей крови, что течет в моих жилах. Больше, чем вечную жизнь.

Когда они вошли в комнату в древнем здании, восстановленную ими и сделанную пригодной для жилья, Таита у очага помешивал что-то в горшке на углях. Он взглянул на Минтаку, стоявшую в дверном проеме на фоне гаснущего дня. Ее набедренник был все еще влажным там, где она обмыла его в скудной воде колодца, и прилипал к ее бедрам.

– Жаль, что мы так поздно вернулись, Таита, – сказала она застенчиво. – Мы преследовали газелей в пустыне.

Прежде она никогда не извинялась за их поздние возвращения, и Таита посмотрел на обоих. Нефер возвышался над Минтакой, и лицо у него было нежное, ошеломленное. Оба так сильно излучали любовь, что, казалось, она образовала вокруг них мерцающую ауру, и Таита почти ощущал в воздухе ее запах, подобный аромату дикого цветка.

«Итак, неизбежное наконец случилось», – размышлял он. Удивительно только, что это произошло так поздно. Он уклончиво проворчал:

– Вижу, вы не догнали их. Они бежали слишком быстро, или вы отвлеклись? – Молодые люди мялись, охваченные смущением и виной, зная, что он видит их насквозь.

Таита повернулся к горшку с пищей.