Чародей

 Когда проклятие Мистры не заставило Малика добавить что-либо еще или даже уточнить, что это был просто символ, он решил, что его план сработает, и позвал:

— Цирик, Единый, Всё! Ничего не произошло. Он парил так близко к потолку, что не мог видеть ничего, кроме ухмыляющегося лица своей тени.

— Как ты жалок, — сказала она. — Мне стыдно сознавать, что я произошла от твоего образа. Даже если бы Цирик мог тебя услышать, как ты думаешь, он бы ответил?

— Если бы он мог меня слышать? — Закричал Малик. — Что значит «если»?

— Как ты думаешь, что я имею в виду? — Парировала тень. Это храм…

Объяснение резко оборвалось, когда Малик коснулся потолка и вошел в контакт со своей тенью. Красные глаза мигнули, и её форма стала более приземистой и менее чудовищной. Малик ощутил прилив холодной магии, когда она вернулась в его тело.

— Это как раз то, что ты хочешь! — Прижавшись лицом к каменному потолку, он не мог говорить внятно. — Ты будешь со мной, когда я стану отцом гнева Единого!

Потолок оторвался от его лица, и Малик на мгновение подумал, что его тень ошиблась, что Цирик все-таки пришел за ним. Затем он услышал плеск и крики, и повсюду вокруг себя он увидел шадоваров, размахивающих руками, и бусинки серебряной магии, принимающие каплевидные формы, когда они падали обратно на пол храма. Закрыв глаза, Малик снова закричал:

— Цирик, Единый, Всё!

Ничего не произошло, за исключением того, что под Маликом начал нарастать равномерный рев. Не успел он опознать звук, как непрерывный поток магии Камня Карсы хлынул в бассейн внизу, и рев взорвался громовым всплеском, воздух вырвался из его легких, когда его спина врезалась в Камень Карсы. Он подпрыгнул один раз и почувствовал, как его ноги освободились, когда болт кандалов, удерживавший его ноги, вышел, затем он почувствовал, как кости хрустнули в одной руке, когда ее вытащили из закрытых кандалов. На мгновение Малику показалось, что на этом все закончится, что все потемнеет, и он проснется на Равнине Фуги, брошенный на грубое милосердие, которое обрушилось на всех неверных несчастных, которые вызвали недовольство своих святых хозяев, вороватым богом мертвых, Келемвором. Но этому не суждено было случиться. Все еще привязанный к Камню Карсы своей единственной неповрежденной рукой, Малик откатился в сторону и поймал брызги магии прямо в лицо. Прежде чем он успел закрыть рот и отвернуться, он сделал три огромных глотка, и, конечно же, они попали не в тот проход и сразу же заполнили его легкие. Малик ожидал, что утонет, и быстро, но это было волшебство. Оно прошло через его легкие в остальную часть тела, наполняя его новой энергией. Слабость, вызванная голодом и жаждой, исчезла, и рука, которую он только что сломал, начала заживать, хотя сломанная кость все еще не срослась, казалось, что Арис вонзил в нее зубило. Малик подобрал под себя ноги и повернулся, чтобы найти храм, заполненный потрепанными шадоварами, некоторые плавали лицом вниз в серебряной магии, а некоторые полу-плыли полубежали к аркам выходов так быстро, как только могли нести их темные ноги. Пара фанатичных почитателей Шар увидела его, стоящего рядом с Камнем Карсы, и бросилась на него, крича, что это дело рук неверного вора. Именно в этот момент своды потолка прогнулись под напряжением внезапной остановки и начали падать в храм. Самый крупный фанатик был раздавлен секцией каменного ребра длиной в рост Ариса, а другой исчез за завесой падающих обломков.