Дом пастора
Кокрофт-стрит
Торонто, Онтарио, Канада
Милейшая Барб!
У нас могучее брожение! Я тебе уже писала, что Чарли съезжает с катушек, и в последнее воскресенье, похоже, многие так подумали. То было воскресенье перед постом – ну ты знаешь, который в Церкви предшествует Рождеству, – и дети называют его «возбудительным воскресеньем», потому что Коллекта Дня – ты гляди, сколько заглавных букв, я становлюсь настоящей церковной мышкой – начинается словами: «Возбуди, Господи, волю верных Твоих…» И клянусь, Чарли нас возбудил, да еще как!
Я ведь тебе рассказывала про сморчка по имени архидиакон Алчин [1] – он залез на амвон у нас в храме и обгадил мою мантию, которая на прошлой неделе впервые участвовала в евхаристии на плечах всеми любимого отца Хоббса; не мне бы говорить, но она смотрелась великолепно! И этот Алчин обдал грязью практически все, благодаря чему приход Святого Айдана имеет свое лицо, – это единственный известный мне приход, где человек с каплей художественного вкуса чувствует себя как дома. Но что поделаешь, таков Торонто – и вообще Канада, потому что здешние жители в глубине души так и остались первопоселенцами и считают искусство забавой, с помощью которой женщины коротают долгие зимние вечера, – ну, знаешь, вязанье, лоскутные одеяла и гипсовые фрукты, пока мужчины хлещут самогон в сарае. Если подобные люди получают какое-то образование и приезжают в большой город, они обнаруживают, что искусство помогает собирать деньги на более важные вещи или его можно душить сложнейшей сетью комитетов, каждый – со своим вице-президентом, что позволяет бесконечно играть в аппаратные игры. Но самоцелью искусство для этих людей не бывает никогда.
Ой нет, я так же глуплю, как Чарли. Если искусство считать самоцелью, все ослы и бездари, способные малевать, лепить или еще каким-то образом самовыражаться, возомнят себя венцом творения, а это, черт побери, не так! Для художника, настоящего творца, искусство – одинокое занятие. По-другому быть не может. Но для тех, кто не художник, но умеет видеть, слышать, думать, искусство – то, ради чего стоит жить. Или я ошибаюсь? Ты должна знать. Ты настоящий художник, а я только так, прихлебала. Хотя мантия получилась неплохая. Я пошлю тебе фото.
Но вернемся к Чарли. Он грохотал, призывая конгрегацию препоясать чресла для борьбы с филистимлянами. Конгрегация должна показать, что преданность искусству как пути к Богу – истинная религия и ее не смеют регулировать любители чаепитий и угощений, видящие в церкви клуб, или дебилы, напоминающие девочкам-причастницам, чтобы те не забыли о «свиданке с Христом», подразумевая Евхаристию, святое сердце всей христианской веры! (Это был выпад в сторону популярного священника, именно такие вещи говорившего в модной школе для девочек.) Конгрегация не должна ни на минуту забывать: несмотря на все величие Дел, они играют лишь вторую скрипку по сравнению с Верой, а Вера обретает сильнейший голос – после Любви и Надежды – в искусстве, через которое Господь вещает не прямо, но со всей Своей полнотой.
Но даже под самым тяжелым камнем непременно найдется червяк. Чарли страшно обозлился, потому что Алчин обхаял его «Свет миру» – отличную репродукцию, которую Чарли подарил церкви в благодарность за свое двадцатилетнее служение. Прекрасная вещь, да, не спорю. Но у меня от нее всегда мурашки ползли. И я никогда не забуду, как мой брат Ронни – он пропал без вести при Дюнкерке, и мама так никогда и не оправилась – говорил, что Христос как будто встал ночью, чтобы пойти в туалет, и обнаружил, что там уже занято! Прекрасная картина – прерафаэлиты, несомненно, умели рисовать, хотя от их сюжетов мурашки ползут, – я ни слова не скажу против тех, кому она по правде нравится, и в храме Святого Айдана она смотрится прекрасно. Так что предостерегать против нее детей, якобы борясь с идолопоклонством, просто оскорбительно. Но Чарли в ответных действиях перешел на личности, а праведный гнев не может быть личным.
Итак, если службам у Святого Айдана вообще в человеческих силах прибавить еще пышности, именно это сейчас и происходит. Чарли обещал во время Рождественского поста произнести серию проповедей о житиях святых и о месте святости в современной жизни. Выкуси, архидиакон Алчин.
Кстати, архидиакон страшно гордится своей фамилией. Якобы она происходит от староанглийских слов, означающих «сплошной мозг» или «самая суть». Конечно, не человеку с фамилией Фрик – что означает «могучий воин» – бросить в него камень, но все же, по-моему, его фамилия ужасно дурацкая.
Дражайшая уже закончила кадуцей для доктора Халлы, и он прекрасно смотрится в передней, над столом драконши. Над кадуцеем он велел изобразить какую-то надпись на греческом языке, и я сказала, что это нестерпимая показуха, но он засмеялся и заговорил о маскировке с помощью языка учености[80]во имя пристойности, – кажется, это цитата откуда-то. Доктор обожает щеголять эрудицией – это нормально для тех, кто узнает его цитаты, но остальным кажется высокомерием.
Итак, моя мантия наконец закончена, принята с благодарностью, освящена и теперь тянет к земле бедного старого отца Хоббса, который в последнее время стал сдавать. [2]
Ну хватит на сегодня. Я буду тебе сообщать, как проходит Великое Возбуждение.
Чипс
