Чарльз Диккенс и 'Дэвид Копперфилд'

Примерно тогда же, когда Диккенс разошелся с женой, он начал публичные чтения своих произведений и с этой целью объездил Британские острова и опять побывал в Соединенных Штатах. Актерские способности хорошо ему послужили, успех был колоссальный. Но усилия, каких это требовало, и постоянные переезды изматывали его, и люди стали замечать, что он, еще не достигнув пятидесяти лет, выглядит стариком. Эти чтения были не единственным его занятием: за двенадцать лет, что ему еще оставалось прожить, он написал три длинных романа и стал вести фантастически популярный журнал под названием "Круглый год". Неудивительно, что здоровье его сдало. Он стал страдать от скучных недугов, и было ясно, что лекции его губят. Ему советовали отказаться от них, но он не захотел: он любил рекламу, волнение, которое сопровождало его выступления. Зримые рукоплескания, ощущение власти, которое он испытывал, подчиняя публику своей воле. И наконец, не исключено, что он полагал - а вдруг Эллен полюбит его больше, когда увидит, как преклоняются перед ним толпы, валом валившие на его чтения? Он совсем уже решил совершить прощальную поездку, но в середине ее так заболел, что был вынужден ее прервать. Вернулся в Гэдсхилл и сел писать "Тайну Эдвина Друда". Но чтобы возместить антрепренерам убыток по чтениям, прерванным против воли, он обязался выступить еще двенадцать раз в Лондоне. Это было в январе 1870 года. "Публика в Сен-Джеймс-холле заполняла зал до отказа, иногда все вставали и хором приветствовали его, когда он появлялся на эстраде и когда уходил". А вернувшись в Гэдсхилл, он продолжал работать над романом. Однажды в июне, когда они обедали вдвоем с Джорджи, ему стало плохо. Она послала за врачом и за его двумя дочками, жившими в Лондоне, а наутро младшую, Кэти, находчивая и сообразительная тетка отправила к его жене сообщить, что он умирает. Кэти вернулась в Гэдсхилл с Эллен Тернан. Он умер на следующий день, 9 июня 1870 года, и похоронен в Вестминстерском аббатстве.

V

В одном из своих знаменитых эссе Мэтью Арнольд уверяет, что поэзия, дабы быть безупречной, должна обладать высокой серьезностью, и, не находя ее у Чосера, отказывает ему в месте среди величайших поэтов, хотя и хвалит его не скупясь. Арнольд был так строг, что относился к юмору с легким недоверием, и, думаю, он не согласился бы признать, что высокая серьезность присутствует в смехе Рабле так же, как и в желании Мильтона "оправдать деяния Бога в глазах смертных". Но я понимаю его позицию, и она применима не только к поэзии. Возможно, потому, что этой высокой серьезности нет в романах Диккенса, они, несмотря на свои высокие достоинства, и оставляют нас не вполне удовлетворенными. Когда мы читаем их теперь, на фоне французских и русских романов, а может быть и Джордж Элиот, нас немного смущает их наивность. По сравнению с ними, романы Диккенса написаны для детей. Но нам, конечно, следует помнить, что мы читаем не те романы, которые он писал; мы изменились, и они менялись вместе с нами. Мы не в силах вызвать в себе те чувства, с какими читали их его современники - горяченькими, прямо с печатного станка. В этой связи хочу процитировать пассаж из книги Юны Поп-Хеннесси: "Миссис Генри Сидонс, соседка и друг лорда Джеффри, однажды заглянула к нему в библиотеку и увидела, что он сидит, уронив голову на стол. Он поднял голову, глаза его были полны слез. Она попросила прощения и сказала: "Я понятия не имела, что вы получили плохие вести или у вас другое горе, а то бы не вошла. Кто-нибудь умер?" - "Вот именно, - отвечал лорд Джеффри, - я болван, что так распустился, но не мог удержаться. Вас огорчит, что умерла маленькая Нелл, маленькая Нелл нашего Боза". Джеффри был шотландский судья, один из основателей "Эдинбургского обозрения", строгий и язвительный критик.