На этом месте 9 мая 1924 года была заложена новая аэродинамическая лаборатория ЦАГИ, позднее получившая имя Чаплыгина. Когда явились землекопы и начали рыть котлован иод фундамент, за двухметровым верхним слоем земли оказалось кладбище, хранившее останки современников Петра. В заброшенной лютеранской кирхе нашлась каменная гробница Якова Виллимовича Брюса, сподвижника великого преобразователя России. Это был тот самый Брюс, которого молва за его ученость прославила как чернокнижника и колдуна. Под его наблюдением был напечатан первый русский календарь, «изобретенный» Василием Киприяновым, но прозванный Брюсовым.
Вот этот-то московский квартал и был предоставлен мастерам воздушного флота для сооружения нужных им лабораторий и приборов.
Обычно никто не считает постройку и оборудование научно-исследовательской лаборатории делом слишком большим и сложным, и общее представление для большинства случаев верно действительности: строятся обыкновенные здания, по возможности светлые и просторные, закупается и заказывается аппаратура, размещается по комнатам — и дело кончено. Приходят ученые и начинают заниматься своими опытами и исследованиями. В данном случае дело обстояло, однако, совершенно не так.
Уже в самом проектировании зданий аэродинамического центра сказалась его исключительность. Все здания, но сути своей, должны были стать не чем иным, как только внешней оболочкой заключенного в них прибора, почему их и приходилось компоновать одновременно с проектированием самого прибора и рассматривать здание только как его футляр. Самые же приборы приходилось выдумывать, конструировать, создавать, на что требовалось, конечно, не менее ума и таланта, знаний и опыта, чем на сооружение любой новой, не виданной еще машины или конструкции.
Строили здания сами аэродинамики во главе с С, А. Чаплыгиным. Он наблюдал не только за сооружением аэродинамических труб и приборов: он смотрел, как штукатурят стены, как красят окна, как замазывают стекла, — и все это с суровой требовательностью хозяина, строящего прочно, серьезно, надолго и для себя.
В первую очередь были построены аэродинамическая лаборатория, лаборатория испытания авиационных материалов, моторная лаборатория. Затем началось строительство гидроканала, гидродинамической лаборатории и модельной мастерской, и на месте старого трактира было воздвигнуто здание экспериментальных мастерских ЦАГИ. Весь этот архитектурный ансамбль увенчивала высокая башня ветросиловой лаборатории с крыльями ветродвигателя на сорокапятиметровой высоте.
Научно-технический совет Высшего Совета Народного Хозяйства направил в помощь Сергею Алексеевичу своего сотрудника инженера Георгия Александровича Озерова. Он окончил Высшее техническое училище по строительному факультету. Озерова включили в состав Коллегии ЦАГИ, и помощь его выражалась главным образом в осуществлении связи Строительной комиссии и Научно-технического комитета.
Сергея Алексеевича Озеров раньше не встречал, и оставленные им воспоминания о работе в Коллегии под председательством Чаплыгина представляют особенный интерес из-за непосредственности впечатлений.
Сергею Алексеевичу тогда шел пятьдесят второй или третий год.
«Что каждого поражало при встрече с Сергеем Алексеевичем — так это его лицо, — говорит Г. А. Озеров. — Его никак нельзя назвать красивым, потому что у него были характерные крупные черты, не очень ровная бородка, несколько насупленные брови и лицо с суровым сосредоточенным выражением. Но весь облик в целом и особенно постановка головы создавали впечатление обаятельной выразительности и, я бы сказал даже, прекрасного своеобразия. Если облик Жуковского представляется как типичный облик мудреца, то голову Сергея Алексеевича следует назвать головой мыслителя. Была совершенно разная посадка головы у Жуковского и у Чаплыгина.
В то время, когда я лично знал Жуковского, посадка головы у него была с характерным наклоном вниз, тогда как у Сергея Алексеевича голова была всегда приподнята. По отношению к его, собственно, не очень крупной фигуре она представлялась несколько большой, но вместе с тем свободно и смело сидящей».
К этому прекрасно сделанному внешнему портрету ученого Г. А. Озеров добавляет внутренние характерные черты:
«Он был чрезвычайно отзывчивым человеком, несмотря на довольно суровую внешность. Он был по натуре добрым, мягким и очень отзывчивым человеком, хотя и принципиальным в то же время.
Например, он очень заботливо относился к запросам молодежи.
Я помню, как по просьбе молодежи он организовал постройку теннисной площадки. Это было по тому времени не очень современно — создавать такие спортивные предприятия, но тем не менее он решительно санкционировал и отстоял$7
Как председатель Коллегии и Строительной комиссии Сергей Алексеевич вел себя так же своеобразно.