Чаплыгин

В самом деле! Архимед, величайший из математиков древности, погружаясь в ванну, чувствует легкость своего тела, видит переливающуюся через край воду и приходит к известному гидростатическому закону, носящему его имя. Не менее славный математик Пифагор, проходя мимо кузницы, откуда слышались удары молотов трех кузнецов, открывает арифметическое соотношение звуков и утверждается в своем открытии опытом со струнами. Галилей формулирует основные законы динамики, наблюдая качание люстры в Пизанском соборе. Падающее яблоко наводит Ньютона на размышления о законе всемирного тяготения. Джемс Уатт вспоминает, что мысль об отдельном конденсаторе пришла к нему, когда он проходил мимо прачечной, из окон которой валил пар.

На протяжении всей истории науки и техники господствует случайное совпадение событий, приводящих к открытиям и изобретениям. Счастливые случаи сопровождали научную деятельность Жуковского. В создании его циркуляционной теории участвовал бумажный змей; к вихревой теории гребного винта привели Николая Егоровича фотографии корабельного винта; наблюдая полет бесхвостого голубя, поворачивавшегося с помощью перекоса концов крыльев, «отец русской авиации» предлагает строить самолеты с перекашиванием концов крыла. В то же время и к тому же выводу о необходимости перекашивания концов крыльев аэроплана приходит Вильбур Райт, отпуская в своем магазине покупателю велосипедную покрышку и машинально вертя в руках коробку от покрышки…

Летчик-испытатель М. Галлай, вспоминая об известном конструкторе самолетов Семене Алексеевиче Лавочкине, указывает на одну особенность самолетов Лавочкина — необычайную «живучесть» его конструкций, сказавшуюся во второй мировой войне.

«Излишне говорить, как ценили это свойство самолета ЛАГГ-3 наши летчики, — пишет Галлай. — Зашла о нем речь и на одном из многочисленных совещаний, связанных с работами по новым истребителям. И тут Семен Алексеевич задумчиво бросил:

— Это у нас получилось случайно…

Заметьте: так было сказано не в дружеской беседе с глазу на глаз с приятелем, а на достаточно широком, как говорят, „представительном“ совещании. Далеко не всякий конструктор так естественно и легко отказался бы от возможности обыграть столь драгоценное свойство, обнаружившееся в его детище, и признался бы в том, что это свойство получилось „само собой“, помимо сознательного замысла создателей машины».

История «случайных» открытий и изобретений не замыкается временем. Она продолжается до наших дней. Ее дополняют признания самих деятелей науки и техники.

В речи, произнесенной Германом Гельмгольцем в ноябре 1891 года по поводу семидесятилетия, авторитетный ученый счел нужным напомнить чествовавшим его слушателям о том, что «ему часто помогал благоприятный случай или счастливое обстоятельство».

Подобно Гельмгольцу, в 1940 году в Москве крупный русский ученый, академик А. Е. Фаворский в день своего восьмидесятилетия на торжественном вечере говорил:

«Я считаю, однако, во имя справедливости и правды своим долгом сказать, что все то, что я сделал, это не есть исключительно результат одних моих талантов и одного моего труда, только моих исканий. В жизни каждого человека играет большую роль случайность, так называемое „везение“. И в моей жизни эти случайности, и именно счастливые случайности, сыграли большую роль».

К первому своему открытию, поставившему молодого ученого сразу в первые ряды химиков, Фаворский пришел действительно случайно, благодаря ошибке в температуре, указанной в описании реакции, которую Фаворский должен был повторить.

Академик П. И. Вальден мог бы высказать свое заключение и без оговорок, ибо если в истории какого-либо открытия или изобретения и не говорится о помощи случая, то это еще не значит, что случая не было: это значит, вернее, что он остался незамеченным или был скрыт изобретателем или ученым. Ведь не замечает же Уатт связи между идеей отдельного конденсатора и прачечной с клубами пара, вырывающимися из окна, хотя и помнит очень хорошо, что, именно проходя мимо прачечной, явилась ему счастливая мысль, «что пар — газообразное тело и легко устремляется в пустоту».

Так же и знаменитый Пуанкаре, французский математик, не замечает подсказки случая, когда рассказывает об одном своем открытии:

«В момент, когда я ступал на подножку экипажа, у меня вдруг явилась идея, которая, по-видимому, не была подготовлена ни одной из предшествовавших мыслей, что преобразования, к которым я прибегал, чтобы определить фуксовые функции, тождественны с преобразованиями неэвклидовой геометрии. Я не сделал проверку: у меня не было для этого времени, но в этот момент я уже был вполне уверен в правильности моей идеи».

Случаем тут была тождественность подножек, находившихся по обе стороны экипажа, на одну из которых ступил математик.

Говоря о «ряде счастливых проблесков мысли, приходивших в голову после долгого блуждания по сторонам», Гельмгольц справедливо добавил: «Эти счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение».