Чапаев и Пустота

Следующие несколько минут прошли в тишине – сидящие у костра открыли несколько банок консервов, нарезали колбасы и выпили водки – это было сделано молча, как будто все обычно произносимые при этом слова были мелки и неуместны на фоне чего-то мрачно-невысказанного, объединяющего присутствующих.

Выпив, сидящие так же молча выкурили по сигарете.

– А почему вообще у нас такой базар пошел? – вдруг спросил Шурик. – В смысле про стрелку, про крышу?

– А Володин говорил, что мы от себя по лесу бегать будем, когда грибы придут.

– А. Понял. Слушай, а почему так говорят – придут, приход? Откуда они вообще приходят?

– Это ты меня спрашиваешь? – спросил Володин.

– Да хоть тебя, – ответил Шурик.

– Я бы сказал, что изнутри приходят, – ответил Володин.

– То есть что, они там все время и сидят?

– Ну как бы да. Можно и так сказать. И не только они, кстати. У нас внутри – весь кайф в мире. Когда ты что-нибудь глотаешь или колешь, ты просто высвобождаешь какую-то его часть. В наркотике-то кайфа нет, это же просто порошок или вот грибочки… Это как ключик от сейфа. Понимаешь?

– Круто, – задумчиво сказал Шурик, отчего-то начав крутить головой по часовой стрелке.

– В натуре круто, – подтвердил Колян, и на несколько минут разговор опять стих.

– Слушай, – опять заговорил Шурик, – а вот там, внутри, этого кайфа много?

– Бесконечно много, – авторитетно сказал Володин. – Бесконечно и невообразимо много, и даже такой есть, какого ты никогда здесь не попробуешь.

– Бля… Значит, внутри типа сейф, а в этом сейфе кайф?

– Грубо говоря, да.

– А можно сейф этот взять? Так сделать, чтоб от этого кайфа, который внутри, потащило?

– Можно.

– А как?

– Этому всю жизнь надо посвятить. Для чего, по-твоему, люди в монастыри уходят и всю жизнь там живут? Думаешь, они там лбом о пол стучат? Они там прутся по-страшному, причем так, как ты здесь себе за тысячу гринов не вмажешь. И всегда, понял? Утром, днем, вечером. Некоторые даже когда спят.

– А от чего они прутся? Как это называется? – спросил Колян.

– По-разному. Вообще можно сказать, что это милость. Или любовь.

– Чья любовь?

– Просто любовь. Ты, когда ее ощущаешь, уже не думаешь – чья она, зачем, почему. Ты вообще уже не думаешь.

– А ты ее ощущал?

– Да, – сказал Володин, – было дело.

– Ну и как она? На что похоже?

– Сложно сказать.

– Ну хоть примерно. Что, как черная?

– Да что ты, – поморщившись, сказал Володин. – Черная по сравнению с ней говно.

– Ну а что, типа как героин? Или винт?