Чапаев-Чапаев

В конце концов, за отсутствием приключенческих событий, можно было предаваться романтическим мечтам на голом месте, то есть опять-таки бесконечно развиваться воображением.

Если уж не везло отчаянно, и проклятые девчонки никак не желали замечать мальчишеских достижений, то отвергнутый сжимался как пружина, аккумулируя в себе огромную жизненную энергию протеста и, в конечном счете, добивался в жизни всего, чего хотел, оставляя далеко позади всех былых удачников. Девчонки же конечно раскаивались и горько рыдали, называя себя «круглыми дурами», но это после, когда уже было поздно.

Особенностью того времени было то, что никакого значения не имело: кто во что одет и дорого ли. Богатство считалось пороком, и все мальчишки с удовольствием лето напролет красовались в одних и тех же выгоревших трикотажных штанах для физкультуры, с вытянутыми донельзя коленками, да майках или футболках. При этом, не смотря на полное отсутствие угрозы радиоактивных дождей, все, даже в жару, поголовно носили головные уборы в виде кепок, вышитых тюбетеек, напоминавших о нерушимой дружбе всех народов СССР, и пионерских пилоток, украшенных иногда кисточками. О носках под сандалии или кеды и речи не было, никто не стал бы снимать их, да одевать, всякий раз. Лень!

Видя таких кавалеров, все девочки в первую очередь обращали свои мечтательные взоры на вожатого. Но Паша был строг и, несколько, даже через чур, сурово пресекал все попытки втянуть и его в танцевальные интриги. Он всегда садился подле музыки, чтоб присматривать за порядком и соблюдением приличного расстояния между танцующими.

Однако, девочки, особенно две — Степанцова и Кузюткина, приняв приглашение от мальчишек, сразу подтягивали тех поближе к вожатому и устремляли на него взгляды полные томления и неги, перенятые ими от героинь наилучших, одобренных цензурой, индийских или итальянских фильмов.

Мальчишки делались ведомыми и тем уж были довольны, что осязали девчонские талии и трепетные ладошки до самого конца песни, ни разу не наступили на ногу партнерше и не получили на прощание подзатыльника.

Так и было в тот, прошлый раз. Но «затейник» раньше времени слинял на другую вечеринку, в более выгодное место, а взамен явился на свет слегка заржавленный, но исправный патефон. Мальчишки принялись его налаживать, точить на камне стальные иголки, для наилучшего звукоизвлечения, капать из масленки внутрь застоявшегося механизма, поколачивать его и трясти.

Те, кто не тяготел к технике, затеяли пока игру в «ручеек». Это когда участники встают парами друг за другом, взявшись за руки и подняв их вверх. Свободный участник пробирается «ручейком» и выбрав себе пару, разбивает прежнюю. Освободившийся пускается тоже «ручейком» и делает новый выбор. При этом у всех замирают сердца. То есть самым невинным образом можно демонстрировать свои симпатии, замечать чужие и опять-таки плести нити интриг.

Вскоре патефон ожил и, сквозь шуршание и треск, заливисто запел с пластинки Муслим Магомаев о «Лучшем городе земли». Почти все пионеры пустились в отчаянный перепляс, соревнуясь друг с другом в верткости и гибкости своих тонких станов, не превратившихся пока в туловища.

Степанцова давала фору всем, кроме разве Кузюткиной, которая извивалась, как змея и так при этом приседала, что у всех мальчишек обрывались от неведомых причин сердца.

Но у Степанцовой зато лицо менялось ежесекундно, изображая трепет и самые драматические переживания то огненным взором, то изломом бровей. Взлетавшие и мечущиеся вокруг головы локоны дополняли картину до состояния ослепительного, а из-под них вспыхивала вдруг лунной белизной тонкая шея, еще больше оттеняя мрачный блеск глаз.

Никто из мальчишек и почти все девочки не сомневались в колдовских способностях обеих пионерок и, любуясь ими, готовы были обратиться хоть в соляные столбы.

Как только пластинка отыграла, к патефону подскочил Колька и жестом фокусника выхватил из-за пазухи обрезанный в форме круга рентгеновский снимок.

— Неужто «Рок вокруг часов»?! — воскликнул с восторгом преданный его приятель Степка.

— А-то! У родителей спер! — радостно подтвердил Николай и, более не медля, запустил музыку.

Раздался хулиганский, подначивающий голос, и звуки, от которых у каждого из танцующих мигом помутился разум. Дети запрыгали на месте с такой силой и энергией, что, кажется, земля вздрогнула.

— Что им было в этой чужой музыке? Почему именно она, а не иная какая-либо так воспламеняла их сердца, обращенные к будущему? Какие струны сумела задеть она с такой силой? Ведь ничего не было важного или умственного в содержании текста. Одна только непохожесть ни на что известное. Вместо музыки выкрики, хоть и довольно дружные. И качество записи было «из рук вон».

Все эти вопросы роились в бедовой голове вожатого, не находя ответов, при том, что ноги Павла как-то незаметно уже пустились тоже выписывать замысловатые однообразные кренделя вслед за музыкой.