Чапаев

На Сибирскую армию возлагалась задача — преследуя войска Восточного фронта, прижать их к реке Вятке, отрезать от мостов и выйти на рубеж Котельнич, Казань. Западной армии предстояло отбросить войска Восточного фронта от Волги на юг, в степи, продвинуться правым флангом к переправам через Волгу у Симбирска и Сызрани и соединиться с уральскими казаками. Сибирской и Западной армиям предписывалось организовать заблаговременный захват мостов через Волгу у Казани, Симбирска и Сызрани. Оренбургская армия должна была овладеть районом Оренбург, Илецк, Актюбинск. Флотилии предстояло захватить устье реки Камы, а 2-му Степному корпусу — продолжать выполнять ранее поставленную задачу.

Таким образом, частная наступательная операция, предпринятая вначале с ограниченной целью, постепенно перерастала в общее наступление стратегического значения, так как с подходом к Волге войска адмирала Колчака выходили на московское стратегическое направление. Вместе с тем Александр Васильевич, уверенный в скорой победе, слишком переоценивал свои силы и возможности. Он отказался от оперативной паузы и не предоставил, таким образом, армиям времени на подготовку к новой операции. Предстоящее наступление адмирал рассматривал как преследование уже полностью разбитых красных войск. В директиве не было даже определено направление главного удара, так как считалось возможным достижение Волжского стратегического рубежа каждой армией в полосе ее действий без четкого взаимодействия между ними. Войскам были поставлены явно непосильные задачи. Адмирал не учел, что они оторваны от тылов, несут большие потери. Он также не принял во внимание и то, что сопротивление войск Восточного фронта с каждым днем возрастало.

Развивая достигнутый успех, войска адмирала Колчака продолжали наступление в общем направлении на Среднюю Волгу, на участок Симбирск — Самара. После упорных боев 15 апреля они захватили Бугуруслан, и вышли к реке Большой Кинель.

Войска Восточного фронта, несмотря на ожесточенное сопротивление, вынуждены были уступать противнику одну позицию за другой. В сложившейся обстановке был дорог каждый батальон и полк. Поэтому М. В. Фрунзе, обеспокоенный медленным сосредоточением Ударной группы, в том числе и частей 25-й стрелковой дивизии, направил 16 апреля В. И. Чапаеву телеграмму № 01047, в которой отмечал, что «промедление в передвижении 219 полка из Сорочинской считаю преступным. Такое короткое расстояние полк мог свободно перейти пешим порядком». Полк, входивший в состав 73-й бригады 25-й стрелковой дивизии, должен был сосредоточиться севернее Бузулука и к 18 апреля занять села Бабинцевка и Чибриновка. Однако бездорожье задержало сосредоточение полка. В этой связи Фурманов докладывал 16 апреля Фрунзе: «Чапаев получил телеграмму № 01047. Взволнован и его с трудом удалось удержать от опрометчивого решения. Свидетельствую, что он работает честно и в высшей степени напряженно. Посылали разведку из Сорочинского, окончательно убедившую нас, что бездорожье, вздувшиеся речки без мостов лишь могут погубить бригаду. Первоначальный план переброски 73-й бригады был тот же, что дали вы, и только неизбежность заставила его изменить». [167]О каком же опрометчивом шаге Чапаева говорилось в донесении Фурманова? Дело в том, что накануне между начдивом и комиссаром произошел спор по вопросам стратегии, красочно описанный в романе «Чапаев». Когда комиссар сказал, что Чапаев плохой стратег, тот ответил:

«— Я армию возьму и с армией справлюсь.

— Ас фронтом? — подшутил Федор.

— И с фронтом… а што ты думал?

— Да, может быть, и главкомом бы не прочь?

— А то нет, не справлюсь, думаешь? Осмотрюсь, обвыкну — и справлюсь. Я все сделаю, што захочу, понял?

— Чего тут не понять.

У Федора уже не было того нехорошего чувства, с которым начал он разговор, не было даже и той насмешливости, с которою ставил он вопросы; эта уверенность Чапаева в безграничных своих способностях изумила его совершенно серьезно…

— Что ты веришь в силы свои, это хорошо, — сказал он Чапаеву. — Без веры этой ничего не выйдет. Только не задираешься ли ты, Василий Иваныч? Не пустое ли тут у тебя бахвальство? Меры ведь ты не знаешь словам своим, вот беда!

Еще больше возбудились, заблестели недобрым блеском глаза: Чапаев бурлил негодованием, он ждал, когда Федор кончит.

— Я-то!.. — крикнул он. — Я-то бахвал?! А в степях кто был с казаками, без патронов, с голыми-то руками, кто был? — наступал он на Федора. — Им што? Сволочь… Какой им стратег…

— А я за стратега тоже не признаю. Значит, выходит, что и я сволочь? — изловил его Федор.