«У РКП(б) в отношении Китая есть только одна цель — превратить Коммунистическую партию Китая в свой послушный инструмент. Она не верит в то, что наша партия действительно может длительно сотрудничать с ней. В своей политике коммунисты преследуют цель советизировать Северо-Восточные провинции, Монголию, Синьцзян и Тибет. Быть может, РКП(б) таит недобрые намерения и в отношении других провинций Китая.
Нельзя добиться успеха, целиком завися от помощи посторонних. Будет в высшей степени неумно, если мы отрешимся от всякого чувства собственного достоинства и унизимся до того, что начнем идолопоклонствовать перед иностранцами в надежде, что они, исполнившись альтруизма, станут для нас носителями “небесной воли”. Их интернационализм и мировая революция есть не что иное, как царизм под другим названием. Он используется лишь для того, чтобы легче ввести в заблуждение внешний мир».
Вместе с докладом Чан Кайши послал Суню и резолюцию Коминтерна по вопросу о национальном движении в Китае и о Гоминьдане. На словах же он передал Суню через Ляо Чжункая, что русским можно доверять не более чем на 30 процентов. Это же он сообщил и Ван Цзинвэю.
Но, к его разочарованию, Сунь не прислушался к предостережениям: помощь Москвы была крайне необходима вождю Гоминьдана. Сунь принял, по крайней мере формально, почти все рекомендации Коминтерна. Он не захотел принять только одну из них: по аграрному вопросу. Резолюция Президиума Исполкома Коминтерна будет им использована при написании Манифеста о реорганизации Гоминьдана, который получит одобрение I съезда этой партии в конце января 1924 года.
Чан с Дженни приехали в Кантон за четыре дня до открытия съезда, 16 января, после неоднократных просьб Сунь Ятсена, «цикады» Чжана, Ху Ханьминя, Ляо Чжункая и других вождей Гоминьдана. Сунь хотел, чтобы Чан рассказал ему лично о поездке в СССР. Выслушав Чана, он 24 января назначил его председателем подготовительного комитета по организации особого учебного заведения Гоминьдана — Офицерской школы сухопутных войск. Невзирая на свое негативное отношение к большевикам, Чан, по требованию Суня, должен был создать эту школу с помощью советских советников, тем более что сама идея школы исходила от большевиков, да и деньги на организацию школы (900 тысяч рублей) дали они же в дополнение к 186 тысячам 600 юаням, которые наскребло суньятсеновское правительство.
Чан не вошел в число 198 делегатов I съезда Гоминьдана, официально провозгласившего образование единого национального фронта Гоминьдана и КПК при сохранении самостоятельности коммунистов внутри ГМД. Но в качестве гостя он вместе с Дженни присутствовал на его заседаниях, проходивших в центре Кантона, в актовом зале Национального высшего педагогического института с 20 по 30 января 1924 года. Не вошел он и в избранные на съезде партийные органы — Центральный исполнительный комитет (ЦИК), состоявший из 41 человека (24 членов и 17 кандидатов), и Центральную контрольную комиссию (ЦКК) из пяти членов и пяти кандидатов. Ну и, разумеется, не стал членом высшего органа партийной власти — Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, в который Сунь включил восемь своих ближайших политических соратников, в том числе знакомых нам Ляо Чжункая, Дай Цзитао, Ху Ханьми-ня и Ван Цзинвэя, а также коммуниста Тань Пиншаня, что символизировало наличие в Китае единого фронта.
Вряд ли Чану было приятно, что его обошли вниманием (Дженни пишет, что он «почувствовал себя маленьким и незначительным»), но назначение председателем подготовительного комитета по организации офицерской школы улучшало настроение.