Президент Трумэн, разочаровавшийся в Чан Кайши и считавший теперь его режим «самым прогнившим правительством, которое когда-либо существовало», больше помогать ему не хотел. «Пусть пыль уляжется», — решил он, начав прорабатывать возможности сближения с коммунистическим Китаем. Как раз в то время (1948–1949 годы) произошел конфликт между вождем югославских коммунистов Иосипом Броз Тито и Сталиным, а потому и Трумэн, и его Госдеп стали надеяться на такой же раскол между Сталиным и Мао Цзэдуном в ближайшем будущем. Призрак титоизма стал возбуждать умы американских политиков, и многие воскресили сказку о «демократе Мао». Для переманивая вождя китайской компартии и титоизации Нового Китая они были готовы пожертвовать Тайванем.
30 декабря 1949 года Трумэн одобрил резолюцию Национального совета безопасности под номером 48/2, в которой подчеркивалось: «Соединенным Штатам следует продолжать политику, направленную на то, чтобы избегать оказания военной и политической поддержки любым некоммунистическим элементам в Китае», но при этом «использовать соответствующие политические, психологические и экономические меры для углубления любого раскола между китайскими коммунистами и СССР и между сталинистами и другими элементами в Китае».
5 января 1950 года Трумэн выступил в Белом доме перед журналистами с открытым «Заявлением о Формозе», где подчеркнул, что «правительство Соединенных Штатов не будет проводить политику, которая привела бы к вмешательству в гражданский конфликт в Китае. Равным образом правительство Соединенных Штатов не будет ни оказывать военную помощь, ни давать военные советы китайским войскам на Формозе». 12 и 16 января то же самое повторил госсекретарь Ачесон. Чан был потрясен.
Одновременно в Вашингтоне прорабатывался и вариант провозглашения независимости Формозы, некоммунистической, но и нечанкайшистской. Игра была многоходовой. Агенты США устанавливали контакты с китайскими либералами, эмигрировавшими в Гонконг, налаживали связь с проамериканскими военными в армии Чан Кайши, в первую очередь с генералом Сунь Лижэнем, командующим гоминьдановскими войсками на Тайване, и в то же время проводили переговоры с тайваньскими националистами, обосновавшимися в Токио. А Трумэн даже встречался по этому поводу с Т. В. Суном, бежавшим, как мы помним, в Америку. (С лета 1949 года Сун жил на Манхэттене — Парк-авеню, дом 1133, недалеко от Центрального парка и Метро-политен-музея.) По некоторым данным, Трумэн недвусмысленно предложил ему помощь, если тот решит возглавить режим на Тайване: «Если вы согласны, мы приведем вас к власти». Говорят, что Т. В. Сун был польщен и даже составил список нового правительства из пятидесяти человек. Но об этом узнали его сестра Мэйлин, находившаяся тогда в Нью-Йорке, и члены семьи Кунов. Все были возмущены его предательством, а Дэвид Кун даже заявил, что убьет негодяя, но Мэйлин его остановила: «В конце концов, это твой родной дядя».
Так это было или нет, точно неизвестно, но вот то, что планы покушения на жизнь Чана рассматривали в то время сами американцы, — правда. Но ни один из этих планов не был осуществлен. А в конце февраля 1950 года позиция США начала меняться, так как 14 февраля в Москве Мао Цзэдун и Сталин заключили Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи на 30 лет, и надежды на то, что Китай пойдет по титовскому пути, развеялись.
Между тем Чан и Мэйлин наслаждались общением друг с другом после долгой разлуки. Теперь они вновь стали молиться вместе. Чан испытывал такой душевный подъем, что засел за работу под названием «Выживание Китая и вопрос об успехе или поражении наций Востока в борьбе за свободу и независимость». Правда, он эту работу не закончил и ничего из нее никогда не опубликовал.
В то же время укрепились и официальные позиции Чан Кайши на Тайване. В феврале 1950 года, несмотря на настойчивые просьбы ряда вождей Гоминьдана вернуться «на родину», исполнявший обязанности президента Китая генерал Ли Цзунжэнь решил остаться в США «по состоянию здоровья», о чем и сообщил в Тайбэй. Тогда, по просьбе членов высших органов партии и государства, 1 марта на пост президента вернулся Чан Кайши, который на следующий день на приеме в присутствии более чем двух тысяч официальных лиц огласил основные принципы своей программы: