Чан Кайши

Беспокойство Чан Кайши не ослабевало вплоть до того момента, пока в четыре часа утра 8 декабря 1941 года его не разбудил телефонный звонок заместителя заведующего отделом пропаганды Центрального исполкома Гоминьдана Холлинггона Дуна, того самого, кто в начале 1906 года был его учителем в уездной школе в Фэнхуа. Дун сообщил важнейшую новость: три часа назад японская авиация атаковала военно-морскую базу США Пёрл-Харбор на Гавайях. Жесточайная бомбардировка длилась 2 часа 12 минут, потоплены пять линкоров и три крейсера, уничтожены 177 самолетов, убито более двух тысяч военнослужащих и еще свыше двух тысяч человек — ранены или пропали без вести. Почти одновременно японцы напали на английские колонии Гонконг, Британскую Малайю и Сингапур.

Как ни ужасны были жертвы, Чан не мог не почувствовать облегчения: ведь в войну с Японией вступали мощнейшие державы — США и Великобритания. А это означало, что победа над жестоким врагом становилась близкой и что Китай, встав в один ряд с союзниками, мог наконец-то обеспечить себе статус великой державы.

В волнении Чан поставил на граммофон одну из своих любимых пластинок — «Аве Мария» («Радуйся, Мария») Иоганна Себастьяна Баха и Шарля Гуно и, сев в кресло, слушал, испытывая блаженство. А когда эта пластинка закончилась, заменил ее другой — тоже «Аве Мария», но Франца Шуберта. Он любил оба произведения.

Спешить уже было некуда: судьба Китая отныне решалась на фронтах Тихоокеанской войны.

Игры с Рузвельтом

Как ни прекрасна была музыка, долго наслаждаться ею Чану не дали. Все ждали его реакции, а потому уже через четыре часа в своем городском офисе он созвал экстренное заседание Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, на котором было принято решение немедленно обратиться к США, Великобритании и СССР с предложением создать военную коалицию, заключив союзный договор и объявив совместную войну Германии, Италии и Японии. Во второй половине дня Чан передал соответствующие предложения американскому и советскому послам[98], а с Панюшкиным даже провел отдельную беседу, пытаясь убедить его (а через него — Сталина) в необходимости нанести превентивный удар по Японии. Понятно, что разговор с Панюшкиным не получился: за три дня до того советские войска только начали контрнаступление под Москвой, и одновременная война с Японией Сталину могла привидеться только в кошмарном сне. Поэтому вечером, проводя заседание Военного совета, Чан пригласил на него военных атташе только посольств США и Соединенного Королевства, заявив им, что Китай разделит с их странами все невзгоды войны. Он также предложил организовать совместное военное командование под руководством Соединенных Штатов.

А на следующий день, 9 декабря 1941 года, китайское правительство официально объявило войну Японии, с которой до тех пор шла война необъявленная, а также Германии и Италии. На день раньше войну Японии объявили Соединенные Штаты и Великобритания, all декабря 1941 года Соединенным Штатам объявили войну Германия и Италия. В итоге китайско-японский фронт превратился в театр Второй мировой войны.

На тот момент японские вооруженные силы насчитывали примерно два с половиной миллиона военнослужащих, из которых в Китае действовали более 600 тысяч, а в районе Тихого океана — 230 тысяч. США, Англия и Голландская Индия (Индонезия) вместе могли выставить против них 370 тысяч солдат и офицеров. Китайская армия была самой многочисленной: 3 миллиона 819 тысяч человек, но по-прежнему не очень эффективной. Из 316 китайских дивизий только тридцать лучших являлись личными войсками Чан Кайши, остальные же по-прежнему подчинялись своим региональным командирам, бывшим милитаристам. Поэтому Чан, прежде чем отдавать приказ этим командирам, неизбежно задумывался: «А выполнят ли они его?»

Понимая слабости своей армии и устав от беспрерывных неудач на фронте, Чан испытал смешанные чувства при известиях о первых поражениях союзников: от сочувствия до злорадства. 10 декабря 1941 года он записал в дневнике: «По-видимому, англо-американские военноморские силы на Тихом океане уничтожены на восемь десятых. Это неизбежный результат чрезмерной болтовни, а также совершенной неподготовленности англо-американских вооруженных сил. Но, если говорить о ситуации в мире в целом и о последствиях <этого события> для войны на Дальнем Востоке, то вполне можно из катастрофы извлечь выгоду. Отныне Англия и США не смогут не концентрировать все свои силы на решении прежде всего вопроса с японскими бандитами на Дальнем Востоке, то есть они не будут более ставить Китай и Дальний Восток на второе <после Европы> место».