— Не забавно ли, муж мой, — я, беззащитная принцесса, сейчас являюсь единственным существом, которое никого и ничего не боится! Но времени действительно мало, а им, храброй звездной дружине, есть что послушать. Так вот, благородные рыцари, вы, как наемные каратели, уничтожили разумное население целой планеты. Никаких человекоподобных дикарей на Серьге вообще не существовало, а были добрые и мудрые кентавры, не причинявшие никому зла. Вы стерли с лица земли их огромный город, который крэги заставили вас увидеть скопищем зловонных вулканов, вы сожгли живыми и детей и стариков, и все это — только потому, что одному–единственному крэгу заблагорассудилось завладеть этой планетой!
— Но рисунки внутри пирамиды, — донесся откуда‑то из темноты хриплый, потрясенный шепот, — но кости, взывающие к возмездию, но меч справедливости…
— И рисунки, и кости существовали только в вашем воображении, разве вы не догадываетесь? — жестко бросила принцесса. — В действительности было только одно: “Фа ноэ?” — слова, произнесенные последним умирающим кентавром. Эти слова преследовали моего мужа, эрла Асмура, до смертного мига. “Фа ноэ?” — “ЗА ЧТО?!..”
И в эту секунду словно черный беззвучный взрыв полыхнул в ущелье, разбрызгивая сгустки ночного воздуха, и перед Юргом буквально на мгновение возник контур черного всадника, в руках которого было какое‑то покрывало и блестящий меч; затем на его голову обрушился удар, и в сознании, погашенном даже не этим пришедшимся плашмя ударом, а взмахом необъятного плаща, остался не страх, не отчаяние — дурманный, тошнотворный запах…
Когда он пришел в себя, над головой тускло светился золотой свод проклятого подземелья. Голова раскалывалась от боли.
— Сэнни, — простонал он, боясь прикоснуться к волосам, — намочи какую‑нибудь тряпку…
Никто не ответил ему, не шевельнулся. Он огляделся — Юхан и Гэль. Стоят и не дышат.
— Где Сэнни? — крикнул он, подымаясь рывком с пола.
— Исчезла.
— Звездные братья?..
— Нет, — сказал Гаррэль. — Ни один из них не смог бы. Судя по бронзовому оперенью крэга — наследный принц или сам король. Только члены королевского дома могут проникнуть в любой уголок Джаспера. Кроме подземелья.
— Но почему она не вернулась, Гэль? Почему не ушла в
— Не знаю, командор. Это могло быть только в одном случае: если ее усыпили.
Юрг мгновенно вспомнил волну дурмана:
— Запах! У меня подкосились ноги…
— Если бы не это — тебя и в живых бы не было, — мрачно заметил Юхан. — Я и так тебя едва–едва выволок, а если бы ты уже не падал в тот момент, когда на тебя обрушилось лезвие, я полагаю…
— Да что ты все обо мне да обо мне! Они украли Сэнни, и она сбежит сразу же, как проснется. Что в ущелье?..
— Пусто. Мы следим.
— Не отходите от дверцы, я немного отдышусь и сменю вас. Который час?
— Взошла утренняя луна.
Юрг замычал от отчаяния и опустил голову на стиснутые руки. Она убежит. Она непременно убежит. Еще минута, и она появится там, внизу, на карнизе…
Но проходила минута, и еще, и еще, и они складывались в часы, а мона Сэниа не появлялась.
— Гэль! — не выдержал он, когда время перевалило за полдень. — Сколько же она может спать? Ведь это становится опасно…
— Не знаю, — печально покачал головой Гаррэль. — Это старинный секрет королевского дома, и даже мы, знахари, им не владеем. Но человек, заклятый Светом Шестилуния, может безо всякого вреда для себя проспать и месяц, и два, и три.
— Что ты говоришь, Гэль? Месяц? Два? Она?..
— Надо ждать, командор. Братья не причинят ей вреда.
— Не причинят? Ты с ума сошел, Гэль, ведь она… Она не может спать месяц. Она не может, не должна, Гэль, ведь у нее… У нее будет ребенок.
Гаррэль вскрикнул так, что даже его пестрый крэг испуганно взмахнул крыльями. Он схватил Юрга за плечи и с неюношеской силой поднял с пола.
— Почему ты молчал, командор? — проговорил он с такой болью, что Юргу стало не по себе. — Скорее во дворец!
Это было легко сказать — скорее.
Но который из бесчисленных входов подземного лабиринта вел именно туда? Все они ветвились, множились, упирались в тупики, и если по отменно вымощенным дорогам Джаспера от замка Асмура до королевских покоев легко было добраться за несколько часов, то в темноте подземелья можно было проплутать и педелю, и две.
— Я полечу на разведку, — раздался вдруг полудетский голос Кукушонка. — Ждите.
И, не дожидаясь согласия людей, он стремительно сорвался с места и исчез в одном из темных провалов.
А дальше время остановилось. Часы, дни — их никто не считал. Кукушонок выбивался из сил, не привычный к долгим полетам. Но пока отсекались тупики, перекрывались подземные колодцы, отыскивались засыпанные дверцы, проходило драгоценное время. И Юрг уже почти потерял рассудок и надежду, когда наконец в тесной шестигранной камере они увидели потолочный люк с неизменным золотым запором.
— Если я не вернусь через час — идет Юхан, — коротко бросил Юрг. — Если Юхан исчезает — твоя очередь, Гэль.
Люк со скрипом открылся, сверху посыпалась пыль. Юрг забрался на плечи Юхана и осторожно выглянул наружу.