Чакра Кентавра

— Да. Но их родная планета была сожжена взрывом сверхновой. Потому‑то для них самым горячим желанием и является уйти на какую‑то пустынную планету, где они будут доживать свой век в гордом одиночестве. За это они и служат всю жизнь нам… Но давай по порядку. Итак, мы практически лишились естественных условий — катастрофически растущее население приходилось кормить искусственными продуктами, в дома подавался плохо очищенный воздух, вода синтезировалась… Тогда‑то самые богатые семейства стали создавать свои усадьбы–крепости, средневековые снаружи и вполне современные внутри, рассчитывая вести там натуральное хозяйство. Но и скот, и семена злаков уже изменили свою природу. И люди начали умирать от этой нечеловеческой еды, питья и воздуха. Я не знаю, как называется эта болезнь, но она тоже была стремительна в своем развитии и прежде всего накинулась па тех, у кого не было усадеб–крепостей… Что ж, этими людьми никто не дорожил, ведь на их место вставали механические рабы — сервы, которых сотнями штамповали заводы. Вот я и думаю, что о подземелье как об идеальном убежище вспомнили именно тогда. И начали приводить в порядок.

— А зачем же столько золота? — спросил Юхан. — Вон даже потолки в пещерах — и те обшиты плиточками.

— Да, не вяжется, — покачал головой Юрг. — Вряд ли в подземелье хотели отсиживаться на случай восстания бедноты, и без того благополучно вымирающей от тотальной аллергии. Нет, здесь что‑то поглубже…

— Мы опять перебили тебя, сестричка, — сокрушенно проговорил Юхан. — Ты уж нас прости, мужланов.

— Собственно, досказывать осталось немного. Против этой болезни, для которой у нас так и нет названия, нашли лекарство. Обрадовались. Сколько‑то там лет принимали — не то десять, не то двадцать. И ничего. А потом началась повальная слепота… Даже дети, и то поголовно рождались слепыми. Наверно, мир наших предков прекратил бы свое существование, если бы не крэги. С давних времен кто‑то подметил, что если крэг — а их содержали как ручных птиц — садится на плечи и кладет клюв на голову ребенка, тот сразу становится в несколько раз зорче. Попробовали то же самое со слепыми — зрение к ним вернулось! Правда, видели не они сами, а крэги, но как‑то все увиденное передавалось из мозга птицы в мозг слепцов. Я не биолог, тонкостей не знаю: может, Гэль объяснит?

— Нет, — покачал головой юноша. — Мы не знаем, на каком принципе идет передача информации, а крэги не разрешают себя исследовать. Поэтому и невозможно создать прибор, заменяющий живого крэга. Так что мы, потомственные лекари, тоже ничего не знаем.

— Ну а потом был заключен Великий Уговор, определяющий службу и плату, и крэги стали нашими добрыми гениями… если не богами.

— Но при чем тут подземелье? — допытывался Юрг.

Он нутром чуял, что все это как‑то связано, но ни одной цепочки пока не находилось.

Пестрый крэг снова встрепенулся, словно хотел сняться со своего привычного места. Юрг рассеянно погладил его.

— Ни Уговор, ни Запрет, ни Древние Законы тогда не были записаны. Это сделали гораздо позднее, когда планета снова зажила нормальной жизнью.

Она проговорила это просто и спокойно, но все невольно склонили головы. Увенчанная аметистовой короной из перьев, освещенная тусклым факелом, она, казалось, притягивала к себе тяжелый свет, нисходящий с золотого потолка; Юрг смотрел на нее — преступившую древние законы своей земли, отверженную и преследуемую, отрекшуюся от своего королевского рода и, может быть, впервые по–настоящему понимал, какая же сказочная царевна досталась в жены ему, Иванушке–дурачку…

— Вот, собственно, и все, — закончила она свой рассказ. — Теперь мы живем на зеленом Джаспере, и дышим чистым воздухом, и пьем прозрачную воду, и нас так мало, что порой мы месяцами не видим друг друга. Ведь Черные Времена пришли оттого, что джасперян не смогла прокормить истощенная планета. Мы помним это и больше чумы боимся ужаса нового перенаселения.

Наступила долгая пауза. С зеленым Джаспером, обреченным на одичание в одиночестве, было все ясно, но вот подземелье так и осталось тайной за семью печатями.

— Иди‑ка отдохни, сестренка, — сказал Юхан, наклоняясь к ней. — Лица на тебе нет.

Они с Юргом были одного роста и примерно одинакового телосложения, так что в полутьме подземелья их легко можно было и спутать; но когда Юхан обращался к принцессе, он сразу становился как‑то шире в плечах, словно птица, расправляющая крылья над птенцом.

Он протянул руку, и, словно испуганный его движением, сиреневый крэг поднялся в воздух и перелетел на какой‑то золотой амулет, торчавший в углу. В одно мгновенье из владетельной принцессы мона Сэниа превратилась в беспомощную девочку, доверчиво и слепо поднимающую чуткое лицо навстречу чужому дыханию. Эти превращения Юрг каждый раз воспринимал как болезненный удар и привыкнуть к ним не мог, да и не хотел. Была какая‑то чудовищная несправедливость в этом наказании без вины…

— И верно, постарайся поспать, — проговорил он, поднимая ее на руки и перенося за импровизированную перегородку, возведенную сервами. — А я схожу на разведку.