Чакра Фролова

– Твой интерес нам понятен, – сказал Кучник. – А вот где наш интерес?

– А что надо? – оживился Мотя.

– На дорожку бы собраться…

Мотя кивнул, отложил баян и куда-то убежал.

Кучник посмотрел на Фролова.

– Не переживай, Александр Георгич, он еще заработает. Песен хороших много. А настоящий Матвей Блантер, слава богу, пока жив-здоров.

Тут подошел Абрам.

– Собираетесь?

– Вроде того, – сказал Семен и шутливо добавил: – Вот думаем, может, остаться у вас, а?

– Спасибо, – сухо ответил Абрам, – но мы бы вас не взяли.

– Че это? – немного обиделся Кучник. – Мы – мужчины здоровые. Пригодимся.

– Но… вы же не евреи.

Кучник на секунду потерял дар речи и стал похож на косоглазого Мотю.

– И я?!

– А что, еврей? – удивился Абрам. – Обрезанный? Почему ж с нами не молился?

Кучник растерянно хлопнул глазами.

Не получив ответа, командир усмехнулся и, пожелав удачи, ушел. Кучник тут же принялся чертыхаться.

– Ну ты глянь! Вот все жидовство их и вылезло сразу. Рылом мы, видите ли, не вышли!

– Не совсем «рылом», – пошутил Фролов. – Хотя тебя, наверное, могли бы и взять.

– Ну конечно! Если для них Мотя второго сорта, то ты третьего, а я вообще четвертого.

– Почему же ты четвертого?

– Потому что русский для них лучше, чем такой, как я. Я у них вроде предателя. Да пошли они… Устами его, видите ли, Бог говорит.

В этот момент вернулся Мотя. В руках у него был внушительных размеров узелок.

– Тут все, – выдохнул он. – Папиросы, картошка…

И с тревогой посмотрел в сторону удаляющейся фигуры Абрама.

– Да не говорили мы ничего ему, – успокоил его Кучник, забирая узелок. – Не переживай.

Фролов пожал руку Моти, поблагодарил за помощь и пошел. Кучник двинулся следом. Но сделав пару шагов, обернулся:

– А что это была за песня про Биробиджан? Что-то мы ее не признали.

– А это моя собственная, – тихо, но с гордостью сказал Мотя.

– М-да? Ну мы так и подумали… Так себе песня-то…

– Я знаю, – печально вздохнул Мотя.

Глава 49

Хотелось жрать. Не есть, а именно жрать. Совать еду в рот и, не жуя, глотать. Жадно, суетливо, чавкая и давясь. Так, чтоб дышать через нос. Так, чтобы «от пуза». Так, чтоб чувствовать насыщение каждой клеткой организма. Завтрак у абрамовцев превратился в «предание давно минувших дней», а Мотины запасы были съедены в первые же сутки. Никаким железнодорожным узлом не пахло, хотя они отмахали явно не меньше пятидесяти километров. Кучник ворчал, что Яша их нарочно не в том направлении пустил. Хотя и не мог объяснить, зачем это было тому нужно. Еще он жалел, что забыл вытребовать обратно свою винтовку – можно было бы подстрелить какую-нибудь живность. От голода сосало под ложечкой и наваливалась сонливая усталость. Но что еще хуже, весь мыслительный процесс был полностью подчинен пищевой тематике. То есть было физически невозможно отвлечься на что-то постороннее. И воспоминания, и размышления, все то, чем Фролов привык занимать свою голову, мгновенно съезжало в какую-то гастрономическую колею. Видимо, единственным эффективным средством против голода могла бы явиться, собственно, сама еда. Но ее не было. С водой дела обстояли чуть лучше – спасала та самая фляжка, которую Семен не уступил Ицхаку. Пару раз они набредали на лесные ручьи, где могли утолить жажду и пополнить флягу. Но вопрос с едой оставался самым болезненным.

Прыгая через корни деревьев и раздвигая ветки, путники пытались выцарапать из глубин памяти что-то из детских приключенческих книжек: кто и как выживал в подобных условиях, но все это было, мягко говоря, неубедительным. Один раз решили искать пресловутые корешки, поскольку ничего более естественного, вроде ягод или орехов, им не попадалось. Вырыли парочку. Очистили от земли. Попробовали. Долго плевались. Кроме горечи во рту, никаких впечатлений. Наверное, с полной голодухи можно было бы и их съесть, но с полной голодухи и траву с листьями лопать будешь. А до такой степени голода они, похоже, еще не дошли. Кучник сказал, что надо грызть кору дуба – в ней чего-то такое есть. Отломали по куску, но сухое дерево только царапало небо и проглотить эту дрянь не смог ни Фролов, ни Кучник. Кучник, правда, потом вспомнил, что кору не едят, а жуют, да и то для укрепления десен, но и жевать ее тоже не хотелось. Фролов с досадой подумал, что Гуревич, конечно, та еще сволочь, но все-таки сейчас он был бы крайне уместен – вмиг бы что-нибудь раздобыл.