– Ничего, – огрызнулся Кучник. – Рехнулся от твоих молодецких ударов по башке. Дайте хоть пожрать перед смертью.
Бородач подумал и кивнул. Возможно, не последнюю роль в этой милости сыграл внезапный смех Фролова.
Минут через пять коренастый мужик лет пятидесяти с изъеденным морщинами лицом принес им мелкой молодой печеной картошки, и они с жадностью набросились на нее. Все это время за ними присматривал тот самый молодой парень, который исполнял роль караульного. С трудом проглотив всухомятку несколько картофелин, Фролов поскреб языком по деснам и небу, снимая налипшую мякоть.
– Запить есть чем? – спросил он паренька.
Тот нехотя достал из-за пояса трофейную немецкую флягу и хмуро пробормотал:
– Все не пейте только.
– Спирт, что ли? – спросил Фролов, отвинчивая крышку.
– Почему? Вода обыкновенная.
– Жаль. Сейчас бы выпить…
– Это да, – сказал с набитым ртом Кучник и повернулся к парню. – Чего стоишь-то? Садись. Расскажи, чем вы тут таким героическим занимаетесь.
Парень садиться не стал, а только махнул рукой.
– Да ничем. Воюем помаленьку.
– И много вас тут?
– Это я не имею полномочий говорить, – ушел в глухую защиту парень.
– Трое, что ли? – пошутил Кучник.
– Да поболе.
– Понятно. Ну и как идет охота на своих?
Парень обиделся.
– Свои воюют все. С врагом бьются.
– И вы, значит, тоже бьетесь?
– Нуу, – замялся парень и вдруг разоткровенничался. – Бьемся, конечно, только… мы уж давно без руководства.
– А кто ж вам тогда приказы отдает? – удивился Фролов, оторвавшись от фляги и передавая ее Кучнику.
– Да никто. Кому мы нужны? Нас и немцы отстреливают, и местные не любят. Еще абрамовские наседают… Вот и ходим между небом и землей.
– Это что за абрамовские?
– Да есть тут… защитнички…
– А кто ж тогда приказал поле зачищать?
– Да это Григорий Андреич все.
– Бородатый, что ли?
– Ну да. Немцы заминировали, а он разминировать хочет – какая-никакая, а все ж работа.
– Только эту «какую-никакую» работу мы своими жизнями будем делать, – сквозь зубы заметил Кучник.
– Ну а что тут поделать? – развел руками парень.
– Да ты фаталист, я смотрю, – хмыкнул Кучник.
– Ты будто нет, – огрызнулся парень. Потом неуверенно добавил: —А это кто?
– Это тот, который верит в судьбу и вот, вроде тебя, разводит руками и говорит: «Ну что поделаешь?»
Парень задумался, прикидывая, годится ли он на роль фаталиста, а Кучник тем временем завинтил фляжку и протянул ее обратно Фролову.
– Окреп?
Фролов, который после еды и вправду почувствовал себя лучше, кивнул.
– Нет, – вдруг сказал караульный.
– Что нет? – отвлекся Кучник.
– Не фаталист я. Судьба судьбою, а дело делать надо!
– Молодец, молодец, – быстро отбрыкнулся от него Кучник и снова повернулся к Фролову.
– Помнишь Гуревича у реки? Надо нашего молодого товарища на роль Гуревича взять. Потому что я на роль Лушкевича не согласен.
Парень, бросив мысли о фатализме, насторожился.
– Куда брать?
– На роль, – пояснил Кучник и весело подмигнул. – Кино любишь?
Парень опасливо кивнул.
– Значит, ты слева, я справа, – продолжая глядеть на парня, громко сказал Кучник. – На счет «раз». Раз!
Фролов, превозмогая земное притяжение и головокружение, рванул влево, Кучник вправо. Парень, растерявшись от столь вероломного маневра, задергался и замотал винтовкой. Этой секунды Кучнику хватило, чтобы подпрыгнуть и нанести бедному караульному поистине мастерский хук с левой руки. Тот рухнул, не издав ни единого звука. Кучник выдернул из ослабевших рук винтовку и юркнул в заросли. Фролов рванул следом. Неслись они так быстро, что Фролову казалось немыслимым делом их догнать. Он даже подумал, что было бы странно, если бы кто-то побежал за ними следом. Бегущий от смерти обладает завидной форой перед любым преследователем, ибо может с ходу перемахнуть через трехметровый забор, пролезть в самую узкую щель, переплыть самую широкую реку и вообще установить пару-тройку мировых рекордов. А что у на кону у преследователя? Разве что честь или жажда мести… Но что это все по сравнению с жаждой жизни?
Только сейчас Фролов заметил, что сжимает в руке фляжку караульного. Это его почему-то обрадовало – как небольшая компенсация за удар по голове.
Глава 47
Ночью Фролов проснулся от шума: где-то неподалеку хрустел валежник и слышались приглушенные мужские голоса.
– Мен зогт a швахе йид ист кэйн йид… Вос мэйнст ду?
– Дэйн цунг ист швах… Хальт дэйн мунд…
Голоса приближались, и Фролов стал осторожно трясти Кучника.
– Семен… проснись… немцы…
Но Кучник, видимо, провалился в такой глубокий сон, что выцарапать его оттуда было сложно. Наконец, он пришел в себя.
– Что такое? – пробормотал он, хлопая сонными глазами.
– Немцы, слышишь?
Голоса теперь были совсем рядом, и Фролов с замиранием сердца слушал их приближение, не зная, надо ли немедленно вскочить на ноги и бежать, выдав себя окончательно, или рискнуть и переждать – авось в такой темноте и не заметят.
– Мэн зогт ойх вос мир эсн ист вос вир зенен, – продолжал вещать один из немцев.
Сон слетел с Кучника в одну секунду.
– Вот черт… Бежать надо… Если по-тихому, то решат, что зверька спугнули. Авось в темноте не разберутся.