Чайный клипер

Пока дела у капитана Кинга обстояли не так уж плохо. Клипер под свежим ветром от норда уже шел Южно-Китайским морем. Здесь корабль опять попал в шторм, но для Кинга штормов, казалось, не существовало. Верный своим твердым правилам, он держал парусность на пределе, и "Поймай ветер", как первоклассный иноходец с опытным жокеем в седле, при сильной килевой качке мчался по волнам все вперед и вперед. "Меченый Мавр" и "Капитан Кук" остались далеко позади, и это радовало всех матросов, которые заразились от своего капитана небывалым азартом гонки. Дэниэлу Кингу, скажем прямо, везло. Но везение - не удел ли храбрецов и умельцев? Если не считать опечалившего матросов, но отнюдь не капитана, случая с голландским моряком, упавшим в море в Тайваньском проливе, на корабле было все в порядке. Мачты целы до самой последней стеньги, реи тоже; правда, иногда лопались тросы и шкоты, но их быстро заменяли; имелся запас воды и продуктов. Матросы здоровы и послушны. Словом все, как говорится, о'кэй. Ночью возле острова Батан при выходе в Южно-Китайское море корабль опять настиг шторм, но и из этой борьбы со стихией "Поймай ветер" вышел победителем. Теперь держали путь к Маниле, что на острове Лусон, на Филиппинах. Узнав про Лусон, Егор подумал, что это название он слышал где-то раньше. Он вспомнил, как моряки вечером на узкой портовой улочке в Лондоне пели песенку:

Малайские красотки Стройны, как стеньги. Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...

Так вот где этот остров! Егор, закончив приборку на баке, стоял у борта и смотрел на шумное море. Ему хотелось увидеть остров Лусон, но ничего, кроме бесконечных волн да облачного сизоватого неба, он не заметил, как ни вглядывался в даль... Лусон с портом Манилой остался слева по курсу. Капитан не собирался заходить на Филиппины. И вообще на обратном пути он не будет отдавать якорь в портах. Он, да не только он, а и весь экипаж корабля стремился лишь вперед. Клипер бежал к Зондскому проливу между островами Суматра и Ява. Часов в десять утра матрос с салинга заметил впереди маленький островок Тоти, что располагался в Южно-Китайском море перед островом Банка. Островок был попутным ориентиром. Перед вечером клипер, оставив справа Тоти, пошел к Банке. К нему приблизились ночью и вдоль восточного побережья, каждый час промеряя глубину, поплыли дальше, на юг, к проливу. У Банки капитан, скрепя сердце, распорядился убрать половину парусов, потому что идти на полном ходу вдоль побережья, усеянного мелями и рифами, было опасно. Еще днем помощник боцмана Фред дал Егору лот и велел с ним хорошенько освоиться. Майкл стал объяснять Егору устройство лота и научил им пользоваться. Ручной лот, прибор для измерения глубины моря, состоял из свинцовой конусообразной гири весом до семи-восьми фунтов17, прикрепленной к лотлиню - прочному пеньковому плетеному шнуру. На дне гири имелась выемка, заполненная салом с толченым мелом, к этой смеси прилипали частицы грунта со дна. Лотлинь разбит на сажени и футы, обозначенные разной формы и величины кожаными, вплетенными в линь метками-марками. По этим маркам и определял матрос - лотовый морскую глубину. Дело было нехитрое, однако требовало зоркости глаза и точности броска. Хорошо бросать лот - настоящее искусство. Сначала груз следовало раскрутить в воздухе и забросить его вперед, против хода судна. Заметить деление надо было в тот момент, когда груз опустится на дно, а лотлинь примет вертикальное положение. Егор попрактиковался днем в бросании лота. Некоторую трудность для него представлял английский счет, но он освоился и с этим. Матросы отдыхали в кубрике. С утра им опять предстояла жаркая работа у парусов. На палубе были только вахтенные, рулевой, капитан и помощник боцмана Фред да два лотовых по бортам, один из них - Егор. Корабль шел вдоль берега острова Банка. Капитан молча стоял у фальшборта и смотрел в синеву южной ночи. Вдали у горизонта блеснул огонь, должно быть, опознавательный, с малайского рыбацкого суденышка. Егор дежурил в носу и тоже смотрел в загадочную синеву. Внизу тихо плескались волны. Корабль, темно-синее небо и белая пена у борта - больше ничего. Опять вспомнилась Егору лондонская песенка:

Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...