Чайник Рассела и бритва Оккама

— Вот почему, — продолжал Мегре, пыхтя трубкой, — я так люблю говорить с простыми людьми. С теми, кого называют «простыми». Простые люди часто врут, особенно клошары. Вы не поверите, как под мостами Сены распространено бытовое вранье. Врут не меньше, доложу вам, чем у вас в колледже. Ну разве что самую малость. Но врут клошары по определенной схеме. По совершенно правдивой и абсолютно объективной логичной системе, которая подчинила себе их мышление. И вот эта система, определяющая тип вранья, — она совершенно правдива. Поймите, внутри этой системы мышления человек, искажающий факты, говорит чистую правду.

Скажем, клошар говорит вам, что он пять дней не ел. Это ложь. Клошар ест и, возможно, он ест больше нас с вами, хотя мы питаемся здесь мясом экзотической зебры и запиваем дорогим вином. А клошар под мостом Сены ест то, что нашел в мусорном баке или украл с заднего двора магазина. Но он ест постоянно, когда не спит, просто потому, что у него других занятий нет. Он не ходит в кино, не заседает в сенате. Он ест и спит. И ест клошар чаще, чем министр. Хотя и менее качественную пищу. И вот, если мы будем руководствоваться тем, что ложь надо бритвой отделить от правды, мы скажем, что клошар врет. Но в том-то и дело, что он не врет. Он же имеет в виду иное, он не сравнивает количество проглоченного им с количеством съеденного майором Кингстоном. Он говорит, что майор обедал, сидел за столом, совершал ритуал еды, принятый в обществе. А сам клошар обглодал кость из помойки и допил недопитую кем-то бутылку пива. По факту — клошар соврал. Фактически он сказал правду.

И, поверьте мне, это самый незначительный пример из тех, которые я могу привести. Мне важно, чтобы вы поняли. Я привел вам самый безобидный пример. Теперь приведу самый вопиющий. Вор говорит полицейскому, что он не крал бумажник, хотя есть свидетели кражи. И, в большинстве случаев, уж поверьте старому полицейскому, вор говорит правду, потому что он считает, что восстанавливал справедливость. В его глазах кража бумажника — это профессиональная деятельность, приносящая доход, а не нарушение закона, которого не существует. Вы тут все философы и скажете мне, что я, мол, цитирую Прудона. Дескать, всякая собственность — кража. И, мол, левые заблуждения давно разоблачили. Я не о том, господа! Вор, обычный городской вор, далек от социалистических идей. Вор — убежденный капиталист. Совсем не желает равного распределения. Уж поверьте, воровское сообщество голосует на за Прудона, а за Рокфеллера. Нет, логика вора иная, логика вора повторяет логику капиталиста — зеркально воспроизводит.

Вор говорит комиссару полиции: если ты не хочешь арестовать того, кто сидит высоко, за то, что мошенник присвоил себе железные дороги, нефть, руду, алмазы, то почему ты арестуешь меня, если я присвоил один кошелек? Я не против кражи железных дорог, говорит вор, я даже не считаю это кражей. Вы все меня убедили, что это — не кража. И я вовсе не восстанавливаю кражей кошелька общественную справедливость! Мне неинтересен Прудон. Я просто работаю так, как умею. А капиталист работает так, как умеет он. Вы все меня убедили, что закона нет и можно брать все — вы сами сказали: пусть каждый унесет столько, сколько сможет, и это и есть прогресс. И я согласен, говорит вор. Какие же ко мне претензии?

Мегре попыхивал трубкой.

— Видите ли, отсечь бритвой ложный факт от правдивого факта невозможно. Юриспруденция часто так делает, вынуждена следовать правилам Оккама, и в доброй половине случаев — нет, в девяноста процентах! — юриспруденция ошибается. Поскольку ложь вора и ложь клошара — не есть ложь. Это чистая правда, сформулированная иными, не всегда понятными нам, словами. Как вам иначе объяснить? Хотите сугубо философское толкование?

Хьюго Берримор, слушавший Мегре с несколько отрешенным видом, слабо кивнул. Лестрейд при словах «философское толкование» нахмурился.

— Это не будет слишком сложно, — успокоил всех Мегре. — Не сложнее правила с чайником. Вы тут в Англии любите приводить пример летающего чайника. Дескать, если у меня есть абстрактная гипотеза, то эта гипотеза равна по бездоказательности тому утверждению, будто по орбите летает фарфоровый чайник. И всем нравится это сравнение, хотя я нахожу его глуповатым.