Чайник Рассела и бритва Оккама

— Что ж, — сказала Смерть, —
пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе — живи!
Только я с тобою рядом буду,
Вечно буду около Любви!

Недурно, не правда ли? Перекликается с «Фаустом» Гете, не так ли? В чем-то даже и острее.

Но кто воистину блистал в беседе, так это Сильвио Маркони. «Равнодушная природа», если пользоваться выражением Вытоптова, наделила профессора Маркони смешной внешностью, но снабдила незаурядным даром красноречия. Вещая, профессор преображался; Холмс отметил эту примечательную метаморфозу во внешности — Сильвио Маркони умел завладеть вниманием слушателей и, завладев, словно увеличивался в размерах. Профессор Маркони поведал обществу о фресках Луки Синьорелли в капелле Орвието, на которых изображена встреча Данте с трубадуром Сорделло в чистилище, и пустился в детальные описания композиции.

— Бывали в капелле Орвьето, инспектор? — любезно осведомился профессор Маркони у Лестрейда и, поняв неделикатность вопроса, уточнил: — То есть, я хотел сказать, в Италии вообще бывали?

Лестрейд поднял от тарелки ненавидящий взгляд и в упор посмотрел на итальянского профессора.

— Не бывал.

Лестрейд помедлил, выбирая выражения, поколебавшись, отмел самые правдивые и выбрал вежливый вариант:

— А спагетти я могу и дома кушать.

Сильвио Маркони вежливо хихикнул («ах, как очаровательно остроумно, инспектор!») и продолжил свой экскурс в историю итальянской куртуазной поэзии. Нос профессора смешно подергивался, и речь лилась без остановки. Лестрейд наклонился к Холмсу.

— Помяните мое слово, Холмс, — прошипел Лестрейд прямо в ухо сыщику, — вот этот тип и есть убийца. Теперь мне это ясно. Он садист. Видите его лицо? Садист.

И, сказав так, Лейстрейд поднялся во весь рост и объявил:

— Все это, конечно, мило, леди и джентльмены. Вы так весело беседуете, и мне лестно присутствовать за столом. И все такое. И майор так мило шутит. Ну, вы понимаете, как я рад. Однако хочу напомнить, что среди вас — убийца и германский шпион. Между прочим.

Резкое заявление инспектора Скотленд-Ярда положило конец веселой беседе. Застолье было скомкано. Профессора судорожными глотками допивали кофе, дрожащими десертными ложечками доедали суфле.

— Мой дорогой инспектор, — снисходительная улыбка тронула губы дамы Камиллы, — вы быстро сузили круг подозреваемых. Виновны конкретно философы? Именно философы — не биологи, не химики? А что, если с улицы зашел незнакомый человек?

— Руководствуюсь интуицией следователя, — объявил Лестрейд. — Я, знаете ли, сорок лет занимаюсь расследованиями. И, между прочим, неужели я указал только на философов? — инспектор вернул улыбку даме Камилле, но в данном случае улыбка вышла хищной. — Под подозрением все те, кто окружает меня за этим столом. Включая администрацию. Не так ли, коллеги?

Мегре ограничился кивком, Холмс прикрыл глаза в знак согласия.

— Скажем, я — германский шпион? — поинтересовалась дама Камилла. — Или майор Кингстон?

Никто из детективов ей не ответил.

Лестрейд продолжал:

— Итак, благодарю за ланч. Вернемся к повестке дня. Холмс, вы побеседуете с Сильвио Маркони, не так ли? Мегре, вы собирались говорить с Бэрримором. Не откладывайте. Мисс Малокарис, не угодно ли вам пройти со мной в кабинет дамы Камиллы? Необходимо уточнить несколько пунктов.

Средневековое веселье увяло. Профессора разбрелись по кабинетам.

Холмс и Маркони проследовали в комнату сыщика, и, пока шли по коридорам, сыщик с Бейкер-стрит рассеянно заметил:

— Познания оксфордской профессуры впечатляют, профессор.

— Наша профессия, знаете ли.

— И сказывается пристрастие к романтической тематике.

— Вы находите?

— Ну как же. Недавно — цитата из Гёльдерлина… Сегодня провансальский трубадур… Затем этот, как его? Девушка и Смерть… Поэтическая атмосфера.

— Мистер Холмс, я специалист по Данте. Любовь и смерть — моя тема.

— В самом деле. Но мы пришли. Входите, профессор, прошу вас.

И собеседники расположились в комнате Холмса.

— Ваше полное имя Сильвио Маркони? Тут в бумагах колледжа имеются разночтения, — осведомился Холмс и, бросив взгляд на собеседника в елизаветинском кресле, добавил: — Кстати, профессор Маркони, будьте осторожней с креслом. Ваш коллега Бенджамен Розенталь имел несчастье с него упасть.

— Благодарю вас. С вашего разрешения, пересяду вот сюда, — специалист по творчеству Данте переместился на диван. — Полное имя — Арриго Рикардо Сильвио Маркони. Но англичане признают сложные имена только для своей аристократии. Вы обратили внимание, что имена все более напоминают клички собак: Ник, Дик, Рик. В первые годы меня это шокировало. Спасибо, что оставили хотя бы имя Сильвио, а могли сократить до Ви.

— Как давно живете в Англии?

— В Англию был приглашен мой отец, знаменитый профессор математики.

— Он жив?

— Увы, мистер Холмс. Эпидемия испанской хвори не пощадила. Впрочем, это было двадцать лет назад. Тогда как сэр Уильям… вы ведь хотите говорить о нем?

— Как вы считаете, сэр Уильям в раю? Спрашиваю вас как специалиста по Данте.