Он ведь знает что делает.
Он опытный. Он опытней их всех, вместе взятых. На самом деле, как ни считай, — и по походам, и по категориям этим…
С ним ничего не может случиться. Просто потому, что не может. Никак. Нельзя же в такое — поверить.
Стояли и смотрели.
А на помощь он не звал.
Так и не позвал.
До конца.
Думаю, и сам — не поверил.
А трещина была — глубиной восемьдесят девять метров.
Любому гуру — хватит.
Промеряли, конечно.
Именно такое число было — в протоколах.
Запомнила.
Потом, когда пошли следствия да разбирательства, — а это всегда, если из похода, как говорится, с «грузом-двести», — их кучу раз спрашивали и переспрашивали: «Как же вы так? Вы что, не видели? Не понимали?»
А они всё повторяли, как в трансе или под гипнозом, что он был самый опытный и что с ним ничего не могло случиться.
Ну, они так думали.
На самом деле так думали. Не врали.
Нет, я не слишком много курю. Еще сигарету — и хватит.
Да, я не говорила его родителям, что мы расстались.
И до сих пор не сказала. Теперь-то зачем?
И он не говорил. Видимо, просто не успел.
Или не счел важным, в общем.
Вот, кстати, фотография их того, последнего, похода.
Я не выбрасывала фотографии. Ни одной из них. Ничего не выбрасывала. Две полки — всё эти проклятые горы.
Хотя действительно красивые есть. Особенно закаты.
Тут твой отец — второй справа, ну, это ты и без меня узнаешь.
Виталька Финозёров и фотографировал. Потому его на снимках нет.
У меня, кстати, вообще с ним фотографий нет.
Но он погиб в автокатастрофе.
На следующее лето.
Сейчас уже — твой ровесник, в общем, да.