Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни

Цветов иль просто трав — нет и следа,

Лишь сорняков и терний череда,

Что землю захватила без стыда…

Здесь свежий лист бы чудом показался!

XI

Уродство, безнадежность, нищета -

Печален сей удел земли несчастной.

Речет Природа: 'Глянь, избывши страх,

Иль отвернись… вокруг — лишь пустота.

Покуда Суд Последний не настал,

Не проявлю ни малого участья!

XII

Кто опалил огнем чертополох,

Ко мне ростки последние тянувший?

Кто листья полевицы злобно сжег,

На медленную смерть ее обрек?

Казалось, тот злодей — сам мрачный рок,

Что, забавляясь, губит все, что суще!

XIII

Уныло стебли тянутся сквозь грязь,

Как волосы сраженного чумою.

Земля — кроваво-слизистая мразь.

Здесь конь слепой стоит не шевелясь…

Откуда? Словно дьявол, веселясь,

Из адских бездн привел его с собою!

XIV

Он жив? О нет! Он мертв уж сотни лет.

Пусты глазницы, ветер спутал гриву,

И плоть гниет, и обнажен скелет.

Уродств таких, я мнил когда-то, нет!

Он, верно, стал причиной многих бед,

Чтоб отомстили местью — столь глумливой!

XV

Закрыв глаза, в себя я загляну…

Так перед боем кубок выпивают!

Я к светлым дням прошедшего взываю,

Чтоб будущее не влекло ко дну.

Подумай и сразись… я вспоминаю,

Я хмель былого радостно сглотну!

XVI

Зачем явился Катберта мне лик,

С улыбкою, что радостно светила?

Почти что въяве он во мгле возник,

И засмеялся звонко, как привык,

И обнял крепко на единый миг…

Но ночь печали друга поглотила!

XVII

Вот Джайлс — и я отважней не встречал.

Не знал сомнений, страха и упрека,

Был беспощадней острого меча…

Но предал он — и руки палача

В позоре оборвали жизнь до срока.

И весь Отряд с презреньем промолчал!

XVIII

Нет — я вернусь на свой ужасный путь.

Ушедшего тоска еще печальней!

Ни шороха, ни звука… не взглянуть.

Хоть мыши бы летучей здесь мелькнуть…

Отчаянье мою сдавило грудь -

Но… видно что-то на дороге дальней.

XIX

Из ниоткуда — узкая река.

Тиха и незаметна, как гадюка,

Почти бездвижна!.. В тине берега.

Здесь демоны — мне истина порукой -

От крови отмывают, верно, руки,

И гладь воды взрезают их рога.

XX

Змея мала — но сколько яду в ней!

Ольхи стволы у берегов склоненны,

Отравою смертельной напоенны,

Самоубийц отчаянных мрачней!

Река убила соки их корней

Погибелью, в глубинах потаенной.

XXI

Я вброд пошел — о Боже, я вот-вот

Ступлю ногой на чей-то череп стылый!

Копье — опора. Омуты — могилы,

В них плоть, живая некогда, гниет.

Крик крысы водяной — и нету силы,

Ведь он, как детский плач, меня гнетет!

XXII

Брод завершен. Брег новый предо мной.

Там будет лучше? Жалкая надежда!

Бойцы, увы, сомкнули в смерти вежды,

И поле брани смертной пеленой

Окутано… Стоял здесь вопль кромешный.

Кто выжил? Жабы в нежити ночной…

XXIII

Да, — верно, поле битвы было тут.

Но что свело бойцов на пир кровавый?

Нет ни следа их подвигов и славы,

Помину нет… Безумцев не поймут!

Как крестоносцев ратные забавы,

Иль как рабов галерных тяжкий труд.

XXIV

Форлонга не пройти — здесь сталь и смрад.

Кто обратил все эти механизмы,

Зубцы, колеса эти — против жизни?

Чей взор безумный через эти призмы

На мертвые тела глядеть был рад?

Чей зуб стальной вгрызался в смертный ад?

XXV

И снова — в путь… Песок, туман и мрак.

Стволы мертвы. Лес, верно, благородный

Здесь шелестел… и стал землей холодной.

Безумство, исступленье! Верно, так

Из хлама создает себе дурак

Кумир — и с криком носится бесплодно.

XXVI

Нет яркого пятна! Унылый свет,

И мох, что мерзко клочьями свисает, -

Да плесень заржавелая мерцает.

А вот и дуб, гнилушками одет -

За жизнь боролся, плоть коры взрезая,

И, издыхая, проклял белый свет!

XXVII

И нет пути по-прежнему конца!

Прошел недалеко, но тьма ночная

Меня остановиться понуждает.

И ворон, верный спутник мертвеца,

Скользя, кружит у моего лица,

И рваный плащ, играя, задевает.

XXVIII

Я бросил взгляд вперед и осознал:

Равнина обернулась кряжем горным.

Не достигаю зрением проворным

Я ничего — кроме суровых скал

И пропастей, ведущих к безднам черным.

'Как здесь пройти? — я с ужасом гадал.

XXIX

Не сразу осознал я — как меня

Жестоко провели! Когда? Не знаю!

Во сне? В кошмаре? Тихо отдыхаю.

Закончен путь? Иль часть пути? Но я

Почти что сдался — и ловушка злая

Открылась уж, забвением маня…

XXX

И вдруг — ожгло. И вдруг я понял — да!

Вот место это! За двумя холмами,

Что, как быки, сплетенные рогами,

Сошлись в бою!., а дальше — скал чреда, Гора…

Глупец, ты столько шел сюда!

Ты звал, толкал, пинал себя годами!

XXXI

Что ж в сердце гор? Да — Башня, Боже мой!

Покрытый мхами камень, окна слепы

И — держит мир собою?! Как нелепо!

Несет всю силу мощи временной?

Над ней летят века во мгле ночной,

Пронзает дрожь меня, как ветра вой!

XXXII

Как, не видать?! Ее укрыла ночь?

Не верю! День уж занялся и сгинул,

Закат лучи последние низринул

На горы и холмы, и сумрак хлынул

Мне в очи, что узрели беспорочь:

'Конец творенья — миру не помочь!

XXXIII

Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук,

Он нарастает, как набат над битвой,

Он полнит звоном, громом все вокруг,

И имена товарищей забытых,

Что шли со мной, мне называет вдруг.

О, храбрецы! Потеряны, убиты!

XXXIV

Миг — и они восстали из могил,

Пришли ко мне печальными холмами,

И каждый — мой оплот, огонь и знамя!

Я, их узнав, колени преклонил,

Поднял свой верный рог — и протрубил

Во имя их, погибших, падших, павших: