- Почти полдня; лег зараз после обеда, а теперь уже вечер недалеко.
- Ото! Пора полдничать! Вари полдник
- Вари полдник! Проспал человек полдник, да и хочет полдничать; теперь скоро ужинать пора! - ворчал Гадюка, выходя из панской спальни.
- Жаль! - говорил сам себе полковник. - Разве ужинать придется попозже? Пропал день; всему виноват сотник...
Полковник очень любил здоровый_ борщ с_ рыбою. _Для нас, привыкших к легким кушаньям французской кухни, здоровый борщ_ покажется мифом, как Гостомысл, или голова медузы древних; многие не поверят существованию здорового борща;_ но и теперь еще есть старики, которые помнят это кушанье, бывшее лакомством, утехою отчаянных гуляк-гастрономов, хваставших своею железною натурой. Этот борщ начал приготовлять Гадюка для полдника, тут же, в спальне полковника.
Он взял живого коропа (карпа) и без помощи ножа, собственными ногтями очистил его и сяял шелуху, к неописанному удовольствию полковника, который, глядя на эту операцию, несколько раз повторял: "Славно, Гадюка! Как волк управляется! Добрые ногти! Так его! По-походному..." Очистив коропа, Гадюка положил его в медную нелуженную кастрюлю, влил туда бутылку крепкого уксуса, прибавил горсть крупного перцу, соли, несколько луковиц и накрыл кастрюлю плотио крышкою, потом принес канфорку, изделие хитрого немца Герцика, зажег спирт и поставил на него кастрюлю. Пока это снадобье шипело, кипело и варилось на столе перед глазами полковника, Гадюка стал молча у двери.
- Чудесный будет борщ! - сказал полковник, обоняя по временам пар, вылетавший тонкою струёй из-под крышки.
- Лучшего сварить не сумеем.
- И не нужно!.. Довольно ли там соли?
- А тебе, пане, хочется соленого после утренней попойки?
- Что за попойка! Так, злость прогнал стаканом-другим-третьим; проклятый сотник, ке могу вспомнить!.. Дай мне стакан настойки. Вздумал у меня отнимать добро!..
- Господи твоя воля! Что за времена стали! Прежде сотники кланялись добром полковникам, как и следует по начальству...
- Не ты бы говорил, не я бы слушал... Пришел и кланяется, принес турецкий пистолет - ну, это хорошо, почему мне не принести хороший пистолет? Я взял пистолет и говорю с сотником, как с человеком: "Спасибо, что помнишь службу; мы тебя не забудем и пожалуем; достань и другой, коли случится, под пару этому". А он еще ниже кланяется, да и заговорил со мною как с жидом. "Ваша, говорит, земля вошла в мою клином, так я пришел просить: продайте мне этот клин". Слышишь, Гадюка?
- Слышу, пане!..
- Я вижу, что сотник кругом дурень, взял его за воротник, вывел на крепостной вал и спрашиваю: "А где солнце всходит?" - "Там", - отвечал сотник. "А заходит?" - "Вон там", - сказал он. "Так знай же, пане сотник, что и всходит и заходит солнце на земле полковника, на моей земле то есть, понимаешь? А ты, поганое насекомое, посягаешь на мою славу, хочешь оттягать у меня землю? Хлопцы, нагаек!.." Пришли хлопцы с нагайками; сотник видит, что не шутки, - повалился в ноги: "Я, говорит, и свою землю отдам, помилуйте..." Мне стало жалко дурня; я плюнул на него и пошел домой, да всилу запил злость. Такой дурень!..
- Дурень, пане! Правду люди говорят: дураков не пашут, не сеют, сами родятся.
- Сами!.. А что борщ?
- Готов.
- Фу! Какая штука! Во рту огнем палит, - говорил полковник, пробуя ложкой из кастрюли борщ, - казацкая пища. В горле будто веником метет; здоровый борщ!.. Я думаю, лошадь не съест этого борщу?
- Я думаю, лопнет.
- Именно лопнет! Один человек здоровеет от него, оттого он человек, всему начальник.
- И человек не всякий. Доброму казаку, лыцарю (рыцарю) оно здорово, а немец умрет.
- Не возьмет его нечистая! Разве поздоровеет.
- Нет, не выдержит, пропадет немец.
- Докажу, что не пропадет. Позови сюда Герцика. Посмотрим, пропадет или нет.
- Послушай,говорил полковник Иван входившему Герцику, - у нас за спором дело: я ем свой любимый борщ и говорю, что он очень здоров, а Гадюка уверяет, будто для меня только здоров, а ты, например, пропадешь, коли его покушаешь. Бери ложку, ешь. Посмотрим, кто прав.
Герцик проглотил несколько капель борщу, и лицо его судорожно искривилось, слезы градом пробежали по лицу.
- Что же ты не ешь? - спросил полковник.
- Бьюсь об заклад, с третьей ложки он отдаст богу душу, - хладнокровно заметил Гадюка.
- Я не могу; это не человечье кушанье, - сказал Герцик.
- Что ж я, собака, что ли?..
- От этого и собака околеет.
- Так я хуже собаки?
- Боже меня сохрани думать подобное! Это кушанье рыцарское, геройское, такое важное - а я что за важный человек... Я просто дрянь...
- Не твое дело рассуждать; ешь коли велят! - говорил полковник, схватив левою рукой за шею Герцика, а правою поднося ему ко рту ложку здорового борщу._
-_ Не могу, вельможный пане! Умру!
- Это я и хочу знать - умрешь ты или нет. Ешь!
- Послушайте, пане! У меня есть великая тайна, я сейчас только шел говорить ее вам; позвольте сказать, я вам добра желаю, все думаю, что бы такое полезное сделать; вы мой спаситель... вы...
- Ешь, а после расскажешь
- Умру я от этого состава, и вы ничего не узнаете, а тут и ваша честь, и все, и все...