— Да, в твоем исполнении все что угодно может прозвучать нелепо, — раздраженно сказал Бёрден. — Вечно ты так. Я бы не стал этим гордиться.
Вексфорд рассмеялся.
— Вы с Берри были у нее дома. А вы составили протокол?
— Он у тебя на столе. Под кипой бумаг. Ты еще не читал. Хочешь, расскажу, о чем там?
Это крохотный домик с гостиной и кухней на первом этаже, с двумя спальнями и ванной на втором; он стоит в ряду из восьми домов, они называются Кингсбриджскими конюшнями, построены строителем-спекулянтом где-то в восьмидесятые.
— По словам Дейда, она оставляет машину перед домом, — сказал Бёрден. — Стоит ли говорить, что машины там не было.
В доме было холодно. Джоанна Трой, скорее всего, отключила центральное отопление перед тем, как уехать в пятницу. То ли она по природе своей бережливая, то ли просто вынуждена экономить. Вайн нашел и ее паспорт. Он лежал в столе вместе с другими малоинтересными вещами. Ни писем, ни документов на машину, ни страховки, хотя все это, вероятно, хранилось у ее отца, — и ничего похожего на закладные. Страховой полис на дом и все, что в доме есть, был в том же ящике. В большом конверте лежали свидетельства о получении степени по французскому языку из Уорикского университета, о получении степени магистра европейской литературы из Бирмингемского университета и еще диплом об окончании аспирантуры. Одна из спален наверху была превращена в кабинет с компьютером, принтером, ксероксом, сложным записывающим устройством и двумя большими шкафами. Стены комнаты были заставлены книжными полками, а на них — в основном французская и немецкая беллетристика и словари.
— Вайн говорит, у нее все те же французские книги, что и у Джайлза в спальне. «Письма мельницы», не помню кого, Эмиль Золя, ну и еще кто-то там. Не поверишь, у нее, наверное, не меньше сотни всяких книжек на французском.
На столе слева от компьютера лежала стопка листов — французский роман. Справа были листы с английским текстом, недавно распечатанные на принтере Джоанны. Скорее всего, в тот день, перед тем как отправиться на Линдхерстский проезд, чтобы приглядеть за детьми в выходные, она занималась переводом. В спальне Бёрден с большим интересом рассмотрел вещи Джоанны.
— Ну, еще бы, — едко проговорил Вексфорд, оглядывая Бёрдена: синевато-серый костюм, светло-голубая рубашка и небрежно повязанный темно-фиолетовый шелковый галстук.
Даже на минуту трудно было поверить, что его коллега — полицейский.
— Я полагаю, — сухо сказал Бёрден, — каждый цивилизованный человек должен прилично одеваться.
— Ладно, ладно, это смотря что подразумевать под словом «прилично». Тебя, конечно, позабавила ее одежда, вижу, как у тебя глаза загорелись.
— Ну, в общем, да. Наверное. Вся ее одежда какая-то затрапезная,
— Не имею ни малейшего представления о том, что это такое, — перебил его Вексфорд.
— Так я тебе объясню. Уж я-то знаю. Футболки, рубашки, свитера, куртки, бушлаты, утепленные куртки, дубленка… Ладно, знаю, ты не очень хорошо во всем этом разбираешься. Но, поверь мне, в такой одежде ни одна женщина не пошла бы на прием. Видишь ли, в ее гардеробе нет ничего, что можно надеть, когда идешь в гости, ни одной нарядной вещи, кроме разве что пары черных брюк. Что она надела бы, если бы кто-то пригласил ее на обед или в театр?
— Я был в театрах, даже в Национальном, когда моя дочь Шейла участвовала там в чем-то, и я видел женщин, одетых так, словно они собрались выносить навоз из свинарника. Ты до такой степени пижон, что забываешь: сейчас не тридцатые годы. Но ты, конечно, скажешь, что все мои слова — мимо цели. Что ж, в чем-то я действительно с тобой согласен. Это странно. И еще раз подтверждает то, о чем я уже думал. Нам следует вернуться в дом Дейдов и обыскать его, а если понадобится, взять с собой наряд. О детях ничего не известно вот уже четыре дня, Майк.
До дома, носящего имя «Антрим», было недалеко, но Вексфорд попросил водителя Дональдсона сделать крюк, чтобы осмотреть затопленную местность. Шел сильный дождь, вода прибывала, над ней виднелись лишь перила Кингсбрукского моста.
— Сейчас здесь гораздо больше четырех футов, — сказал Бёрден.
— Сейчас да. Где бы они ни были и что бы ни делали, все-таки вряд ли слонялись бы поблизости, ожидая, пока станет достаточно глубоко, чтобы утопиться.