ce26f70bfb564966d603cf51834b77f1

- Ты не способен был понять, ты даже не слушал меня. Забери у рыбы воду – она погибнет. Так вот, я рыба, а вода моя – танец, – смотрю в его глаза, давлю своей волей. Теперь я сильнее, я уже не та. Ту он убил…

- Я теперь это понимаю, давно понял и искал тебя. Ты не представляешь, как мне жаль, как сильно я хочу все исправить, – тянешься ко мне, но я не позволяю, убираю руки.

- Поздно, Малик… – вздыхаю обреченно. Моя уверенность рядом с ним тает, ускользает, как песок сквозь пальцы.

- Ты видела, да? Я нашел кольцо, я поехал к тебе, но опоздал.

- Видела. И знаешь, я рада, что увидела все собственными глазами. Что сама поняла и осознала глубину твоего обмана и предательства, – горечь на кончике языка, горечь в каждом слове. Отголоски старой боли. Недоговоренность. Быть может, чтобы навсегда отпустить, надо просто вылить все из себя? Именно ему вылить…

- Боже, Ром, прости, ну правда, прости, – все же берет мои руки. Сжимает и не отпускает. А меня начинает трясти от него, от всего. Запоздалая реакция. Пытаюсь вырваться… Не выходит.

Кладет голову на мои колени, прилаживает к щекам мои ладони. Зачем? Так больнее…

- Малик, перестань… – голос предательски дрогнул.

- Малышка, я так виноват, я не мог жить без тебя, я с ума сходил, я искал тебя… – шепчет в мои ладони. Касается их губами. Нет… не нужно, не буди воспоминания, не вороши прошлое.

- Прекрати! – жестко вырываю руки, сжимаю их, кусаю губу, чтобы не дать волю всему, что изнутри рвется, что проснулось, откликнулось на зов.

- Говори, кричи, бей... что угодно. Только не молчи. Не закрывайся, пожалуйста, Ром… – опять мои руки в капкане его больших и горячих ладоней.

- Я была беременна, Малик… – тихо и глухо говорю, отводя глаза.

Смотрю в лобовое стекло, покрытое тонким слоем мороза. Заинтересованно рассматриваю рисунок на нем. Прогоняю мысли, успокаиваю себя. Мне бы сейчас потанцевать, наплевав на усталость, на то, что ноги болят от каблуков, на то, что голова гудит от музыки. Танцевать… во спасение самой себя. Чтобы не утонуть в прошлом.

Его взгляд потускнел, он словно осел весь в данную минуту, будто батарейки вынули из него. Боковым зрением отмечая изменения, я даже на долю секунды пожалела, что сказала.

- Как? Почему ты мне не сказала? – с надрывом, хрипло. Отдалось ознобом. Неприятно, я не могу делать намеренно больно. Не умею…

- Я не знала сама. Собрав вещи, я улетела обратно на фестиваль. А на тренировке из-за нервов, расстройства, злости… из-за всего… в общем, началось кровотечение сильное, Виталик вызвал “скорую”, и только очнувшись после операции, я узнала, что произошло, – спокойно рассказываю, леденея изнутри. Здесь, правда, так холодно? Или же это прошлое морозит меня, цепкими ледяными пальцами снова душит.

- Иди ко мне, – зовет и тянет на себя… нет сил сопротивляться. Мне больно, мне слишком больно… когти старой потери впились в меня, впились в душу. Он ловко расстегивает свою куртку, и прижимает меня к себе, а я, как маленькая девочка, жмусь к горячему телу. Как же хочется плакать… тихо поскуливать, хороня, закапывая снова свою потерю.

- Прости меня, прости, – шепот, не вызывающий не капли возбуждения, он успокаивает немного. – Я все испортил, убил… прости, тысячу раз прости, маленькая.

Утыкаюсь в его плечо, чувствую все тот же запах, что не вытравишь ничем из памяти.

Я думаю, вы понимаете, что первая любовь самая жестокая? Что она оставляет рубец на всю оставшуюся жизнь. Ее никогда до конца не забудешь, не вычеркнешь, не сотрешь… Она как заноза навечно застревает, просто со временем перестает тебя волновать. Совсем…

- Мне так плохо было, я жить не хотела, – тихо шепчу, чувствуя, как слеза скатилась из уголка глаза ему на плечо. Я не помню, чтобы хоть однажды плакала при нем.

- Я все еще люблю тебя, люблю, хоть и понимаю, что мы вместе не будем. Просто не пропадай больше, хорошо? Я хочу стать другом, или хотя бы знакомым… мы ведь не чужие, – прижимает сильнее, и мне так уютно, так хорошо. Родной, он такой родной… А ведь именно самые близкие наносят нам раны, именно они пинают по жизни, как бы горько это ни звучало.

- Не будем… но я согласна просто общаться. И знаешь, как ни парадоксально, я скучала, очень, – моя прямолинейность иногда чрезмерна. И в основном она просыпается не в тех случаях и ситуациях, где требовалось бы.

- И я скучал, Ром, очень скучал. Ты уверена, что это конец? – мое лицо в его руках, глаза в глаза. Все так привычно… когда-то было так правильно. А сейчас?

- Уверена, – выдыхаю в пересохшие губы. В когда-то любимые…

Пусто становится, и обидно даже, что все прошло, испарилось. Он красив, как и раньше, только сейчас меня это не трогает. Лишь легкая симпатия, но ее недостаточно. Нам нужна была точка, такая точка. Когда мы высказали все друг другу, все, что давно пережили и с чем смирились. Не сгоряча, а осознанно.

Мгновение – и наши губы встретились… Это не было противно, не было ужасно или неправильно. Обычно, не вызвало эмоций, лишь всколыхнуло воспоминания.

Нежный безобидный поцелуй. Легкий, приятный. Не более. Думаю, он понял это.