Carte Blanche 2: Reload (СИ)

Голос уже чуть тише, но Морта в этот момент подрывает. Он даже дёргается, когда видит, как Лера тщетно пытается скрыть подступающие слёзы, прикрывая ресницами глаза. Ещё она губы поджимает, не решаясь даже взгляда на него поднять. Сил едва хватает на то, чтобы сдержать себя и не разныться прямо здесь, у ног врага.

— Хотя, у нас будет целая вечность, — кратко намекая о том, что под словом “забрать” он имеет ввиду “украсть навсегда”, брюнет подходит к Лере чуть ближе, аккуратно касаясь пальцами её волос и чуть отодвигая, дабы доступ к ушной раковине был, — гляди, чем и другим успевать заниматься будем.

Короткий всхлип, за которым сразу же следует звон металла и нарастающее трепыхание.

— Уебан ты пиздокрылый! — Морт отчаянно дёргает руками и безуспешно пытается высвободиться, покуда брюнета эта картина только забавляет. — Отойди от неё! Не то я...

— Не то что? — брови вскидывает, но отходить не думает. — Придумаешь мне новое прозвище? — даже глаза закатывает, поскольку попытки Морта не прекращаются. Он не опускает руки, напротив, сильнее дёргает и причиняет себе лишь немалый дискомфорт, но только эта порция боли в запястьях, кажется, хоть как-то усмиряет.

— Разъебу твою мерзкую башку о первую попавшуюся стену, если ещё хоть пальцем её тронешь! — кричит, тяжело дышит, пребывая в полной готовности спустить с цепей внутреннего зверя и раскромсать оппонента на тряпки. Только вот в этих самых цепях и проблема. Они не спадают... — Ты меня слышишь, блять!? — не перестаёт шипеть, чем порядком надоедает брюнету, заставляя того глаза закатить. — Тебе пиздец! И я не успокоюсь, пока не оставлю тебя с пробитой черепушкой, гандон пернатый! — голос звереет с каждым выплюнутым словом, и Михайлов даже не думает останавливаться, но только злит этим врага, вынуждая того вмиг оказаться рядом и прописать звонкую пощёчину.

— Ты когда-нибудь затыкаешься!? — не выдерживает, хватая того за грудки и встряхивая. И, возможно, искренне ликуя, глядя на закованные руки Морта.

— Не смей! — и пока оба забываются друг в друге, успевают забыть про присутствующую тут Леру, которая кидается на брюнета со всей прытью.

Но в силе тому равных нет, и он легко скидывает с себя девчонку, доставая раскладной нож.

— Блять, — сплёвывает алым на пол, ибо брюнетка успела когтями своими губу задеть. Ну, или костяшками, он не успел понять. — Мне тебя тут при нём дисциплинировать? — за горло на себя тянет, а после шагает ровно на неё, заставляя назад пятиться ровно до того момента, как оба стену не настигают.

Она знакома, не по наслышке знакома с его вспыльчивым характером. Господи, он однажды даже брата своего двоюродного пырнул, когда тот слово против в неподходящий момент сказал. Благо, жив остался. Но это не отменяло его ярости и простого удачного случая, благодаря которому никто в этой схватке не пострадал.

И сейчас она зажмуривается, молясь всем Богам, чтобы тот не тронул. Но вместо этого ощущает острие ножа где-то по рёбрами, когда брюнет аккуратно касается кожи сквозь ткань свитера.

— Отпусти её! — вряд ли он рассчитывал, что пощёчина заткнёт Михайлова. Она, скорее всего, только масла ему в огонь подлила, потому что сейчас это помещение разрывают звуки стали от непрекращающихся попыток Морта освободиться.

— Пожалуйста... — Лера же тихонько стонет, не сдерживаясь и выпуская слезу, чувствуя, что нож давит уже слегка сильнее. — Не надо, — голос срывается, она из последних сил набирает в лёгкие воздух, понимая, что простые уговоры на него не действуют, — я беременна! — и, наконец, оглушает эхом вымученной фразы всех, даже стены.

Стоит с закрытыми глазами ещё немного. Нож, к слову, чувствовать отчего-то перестаёт. Слышать трепыхания Морта тоже. Вот и открывает глаза, наблюдая скошенное лицо того, кто минутой ранее чуть не прирезал.

— Что? — произнести озадаченный брюнет может только это, губы скашивая.

— То, — выдыхает, сдувая выбившуюся на лицо прядь. Только безуспешно, ибо та намертво прилипла к чуть вспотевшему лбу. — Мне на тест при тебе поссать? — видя его недоверчивые глаза, она практически плюётся в него вопросом, наблюдая, как выражение его лица меняется.

Чего уж говорить про лицо Морта. Тот, в свою очередь, забывает, как шевелиться вообще. Запястья от дёрганий хоть на время не страдают, голос не срывается, только взгляд немеет, вступая в дискуссию с услышанным. А в голове вопросы... Как давно? Когда узнала? Когда, чёрт возьми, собиралась сказать?? Потому что врать в экстремальных ситуациях она хоть и умеет, но сейчас на её лице явно можно прочесть то, что сказанное — не ложь, и даже не последняя попытка спасти собственную шкуру.