Мне, очевидно, сказать надо? Да, но я ни черта сейчас и вымолвить не могу. Потому что просто смотрю в его глаза и понимаю, насколько право выбора иногда бывает лишним. Да, я люблю сама принимать решения, люблю делать то, что приходит в голову. Но сейчас... сейчас мне как никогда не хватает той напористости, того характера. И как никогда хочется, чтобы всё сейчас взяли в свои руки и приняли решение за меня. Просто потому, что я сама не знаю, чего хочу.
Вот и пожимаю плечами, растерянно глядя в глаза Вишну. И стараюсь поймать с ним связь на ментальном уровне, когда внутренний голос просто кричит: “Сделай, блять, так, как считаешь нужным!”. Но он лишь с вызовом смотрит, ожидая от меня ответа. И я мотаю головой отрицательно, давая понять, что не готова сейчас ответить.
И я не исключаю, что не была бы столь растеряна, если бы Сименс просто-напросто выбил эту дверь и закатил скандал. А я, по натуре своей, опять бы упёрлась в него рогами и кричала, чтобы в покое оставил.
Чёрт возьми, всё это настолько в привычку вошло, что улыбка непроизвольно на лицо полезла. Потому что я прекрасно помню, как однажды повздорила с Наташей, после чего по своей невероятной глупости хотела закинуться колёсами в туалете какого-то клуба, будучи разодетой, как портовая проститутка. Потому что помню за счёт того вечера, как Глеб имеет феноменальную способность выбивать двери ко всем чертям. И ещё я помню, как внутренний бунт моих тараканов ещё ни разу не мешал ему делать то, что придёт в его белобрысую голову. Так что же, чёрт возьми, случилось сейчас? Какого хрена я вообще об этом думаю? Почему я до сих пор под влиянием его незримой силы, которая подчиняет и не отпускает по сей день?
— Сигареты есть? — его глаза требуют от меня ответа, но я его не нахожу. Вместо него нахожу только необъятное желание закрыться на балконе с бокалом вина и разъедающим лёгкие дымом. Ментоловым, да. Определённо.
Он не отвечает. Только молча достаёт из кармана пачку и протягивает, заставляя наконец вытащить руку из-под пледа.
Я тоже молчу. Лишь благодарно киваю и аккуратно встаю, пока он продолжает сидеть рядом на корточках. Прохожу в кухню и по-хозяйски там действую, наливая в пузатый бокал красное полусладкое, от вида которого уже текут слюнки. А после закрываюсь на балконе, вдыхая осенний ночной воздух и пытаясь отогнать от себя мысли, которые лезут в голову без приглашения.
“Что сейчас происходит там... Этажом ниже...?”
— Сука... — его алкогольное дыхание мешается с её сладким, мускусным запахом, исходящим от тела и пленяющим разум.
Она ведёт себя, словно жертва, но в то же время целиком и полностью его себе подчиняет, подставляя шею и ластясь перед ним, словно кошка.
Губы давно застыли на вдохе, даже не смыкались. Глаза прикрыты от блаженства, пока нежную кожу ласкают его наглые, напористые поцелуи.
— Даже пахнешь, как сука... — он понятия не имеет, что несёт, а ей по-барабану всё. Только когти свои выпускает и спину его царапает, запуская руки под майку.
— Рядом с тобой попробуй ею не быть... — она наконец находит в себе силы и шепчет, шепчет прямо ему в губы. И от этого обжигающего, горячего дыхания башню сносит окончательно.
Её сила слов действует, как наркотик. Вены на его руках проступают от напряжения, он моментально хватает её за бёдра, поднимая и усаживая на стол. Голова перестаёт варить окончательно, только похоть, только страсть, что правит мозгом и вынуждает не отдавать себе отчёт. Пальцы движутся беспорядочно, уже сжимая её грудь практически до боли и заставляя девушку шипеть. Но эта боль ей приятна, она лишь шире раздвигает ноги и наконец притягивает парня ближе, заставляя его лечь на себя практически всем телом.
Невыносимо жарко.
Он исследует почти каждый сантиметр её нагого тела, не касаясь главного — губ. О пламенном поцелуе сейчас не идёт и речи, лишь животная страсть, что захлёстывает обоих. И автоматически он спустит с себя штаны, даже не до конца. Упрётся жаждущим продолжения органом в её бедро, снова заставляя девушку шипеть, подобно кошке. Ядовито улыбнётся, заглядывая в её глаза и только сейчас понимая, насколько велика разница между этими близнецами.
Оксана смотрит так, словно жаждет лишь удовлетворения собственных потребностей. Развратный взгляд и ноль эмоций, будто кукла подбитая, для которой значимость поцелуя обесценена. И не важно, по каким причинам он её губ не касается. Девушка просто жаждет близости, жаждет его рядом настолько, что настойчивые руки скоро совсем вожмут.
А где-то там, чуть глубже — боязнь. Боязнь и страх одиночества, борьба с которым уже за милость. Ведь после пламенных ночей она всегда сбегала, оставаясь один на один со своим “Я”. Никогда не проводила рассвет в чьих-либо объятиях, просто радуясь, что наступил новый день. Только похоть, только скрытое желание быть чуточку больше, чем объектом наваждения, коим она сейчас и является. А после наверняка сбежит, как всегда это делала. Вот только он об этом ничего не знает.
Для неё есть только здесь и сейчас. И за этот момент она держится зубами, чтобы снова чувствовать себя живой.