Мы наблюдали здесь, как ёбаная власть умело и ненавязчиво прибирает к рукам людей и их содержимое. Люди идут навстречу власти, они дисциплинируются и влезают в итальянские шмотки. Все политически корректны и натасканы в постструктурализме. Все интересуются contemporary art. Все ебутся по плэйбоевской кама-сутре.
Мы получили здесь наши бабки и провели беседу с группой IRWIN. Эти чуваки не такие уж простые! Они врубаются, что 90-е годы — это не только хаханьки и обжираловка, но и тотальный мрак и пиздец. Девяностые рифмуются с пятидесятыми. Только микрософт сейчас моднее охоты на ведьм.
В Любляне мы в основном торчали в кафе под названием «Ностальгия». В стиле «ретро». Тут сидят все: нов—спечённые бизнесмены, бывшие титовские функционеры-пердуны, модные малолетки, интеллигенция. До охренения тусклые разговоры, дезинтегриро-
—анные в позднекапиталистическом умопомешательстве человеческие совокупности, беспорядочный и бессмысленный поток новостей в умирающей вселенной. Пи-пи-пи... Пи-пи... пи...
В Словении явственно ощущаешь, что реально существует и присутствует во всех мозгах ментальная западно-восточная бегущая граница. Восточно-европейское обыденное сознание дико желает быть частью Запада. Быть западнее, чем сам Запад, ёб твою мать, обосрись и пёрни. Для какого-нибудь задроченного правого националиста в Австрии имагинарная граница между Востоком и Западом проходит по Karawanken — горному массиву между Австрией и Словенией. Ёбс! Но для словенского националиста эта же воображаемая граница пролегает через речку Кол-пу между Словенией и Хорватией. Мы, мол, ещё центральная Европа, а хорваты уже часть диких Балкан. Ёбс, ёбс! Но для хорватских долбоёбов подлинная граница между West and East — это граница между Хорватией и Сербией, натурально. Ведь хорваты — это ещё западная католическая цивилизация, хуй тебе в жопу, а Сербия — это уже православный хаос, коллективный беспредел и варварство. Ёбс, ёбс, ёбс! И, наконец, сербы верят, что последняя линия проходит-таки между ними — христианами и государственниками, — и албанцами-боснийцами, то есть исламской ордой. Ёбс, ёбс, ёбс, ёбс! Вот такая геополитика!
Вот такая срань в мозгах! Наши поздравления! И так — повсюду!!!
Впрочем, хватит уже причитать по-мудацки. Мы ведь не Селин всё-таки. Другая парочка.
БЕРЛИН В ЛЕСАХ
Итак, мы получили бабки. Теперь можно было податься в Берлин — на большое дело. А то как раньше было? Как в стишке:
Мудила захотел в Манилу. Но нету бабок у мудилы.
Теперь бабки были. Вот мы и поехали.
Всё-таки Европа крайне разнообразна. Такое воб-щем-то небольшое сухопутное пространство — и столько дифференций! Между Италией и Австрией гигантская разница во всём: в пейзажах, еде, физиономиях, жестикуляциях, привычках... Но и внутри Италии до хуя различий: Север и Юг — абсолютно разные миры! В Неаполе хуй лиловый, а в Милане — розовый! Точно так же и между Австрией и Германией — тьма различий! И сосиски, и пиво, и водители автобусов, и бензоколонки — всё выглядит подругому. Физический тип
— стопроцентно иной. В Австрии всё-таки большая примесь славянства, на это и Гитлер сетовал. А немцы — как дубы, или, в худшем случае, как пни. Златокудрые, красноносые. Александр Германию любит. Барбара тоже. Зимняя сказка!
На самом деле Барбара Германию не любит. А Александр недолюбливает. Германия — страна одностороннего паралича. Дело в том, что половина населения Германии- бодрые здоровячки, которые регулярно пашут и дисциплинированно вкалывают на своей службе. Здесь до хера идиотов, протирающих штаны в конторах и зарабатывающих фиолетовые мозоли на столярно-сталелитейных работах. Никто в Европе не работает так, как эта послушная половина Германии. Зато другая половина полностью расслаблена. Она демонстрирует полное отсутствие жизни. Здесь хозяйничают мёртвые клетки — чрезвычайно агрессивные, свирепые и неумолимые. Агенты антижизни, вирусы прострации. Не купайтесь в речках Германии! К вам может пристать такой вирус, и тогда оставшуюся часть жизни вы проведёте в перманентном ступоре, вялотекущем безумии, со слюнями на подбородке, как Ницше или Гёльдерлин. Или заразитесь суицидальной истомой, как Генрих фон Кляйст. Или будете безвылазно торчать в гнилых сквотах и молиться на икону Че Гевары. Гутен таг, гутен таг, гутен таг. Роза Люксембург! Шутка.
Но Берлин — это не Германия. Берлин — это плохо-чбритый газончик, который облюбовали пьяные муравьи и вмазанные стрекозы. Берлин — это медуза, в чьей студенистой мерзкой прозрачности можно обнаружить •ризрачные ледянистые структуры любви. Берлин — это полицейский лейтенант, которого заезжие индейцы накормили кактусом пейотом, и он съехал с колёс: пристрелил крокодила в Zoo. Берлин — это новобрачная, которая навсегда отказалась снять своё подвенечное платье. Берлин — суходрочка, сдобренная похабными постерами праматери Лилит. Берлин — кожаная куртка Берта Папенфюза, под которой — сердце воспитанного в неволе тарантула... Ну, хватит... Хватит уже...