Бывших ведьмаков не бывает

Мышцы побаливали, но боль была приятной. Впрочем, отдых не повредит. Еще немного, версты две или три — и, дождавшись, пока начнет светать, можно начать искать укромное место. До поворота на Вертугу — там, кажется, стоит город Усть-Нижний — они дойдут завтра-послезавтра. Минуют ее ночью и начнутся Вертужьи леса. По ним идти… кстати, сколько? Он понятия не имел, как далеко находится этот Загорск, только представлял себе умозрительно, как любой человек более или менее полно может перечислить все города империи и сказать, какие находятся южнее столицы, какие — восточнее, а какие — за Каменным Поясом. Но вот прикинуть расстояние — увольте.

Лясота бросил взгляд на прикорнувшую на корме девушку. Его невольная спутница уже спала, свернувшись калачиком и завернувшись в одеяло так, что торчала только верхняя часть лица — лоб, ровные густые брови, прямой тонкий нос, сомкнутые веки с длинными ресницами. Они слегка подрагивали — видимо, девушке что-то снилось. Вот она пошевелилась, вздрогнув, пробормотала что-то в полусне. Глазные яблоки заметались под веками туда-сюда. Лясота почти физически ощутил, что ей снится что-то неприятное. Он ударил веслами вразнобой, качнув лодку. Он толчка девушка встрепенулась, на краткий миг приоткрыв глаза, и тут же заснула снова, но этого момента хватило.

«Пусть выспится, — решил он. — Так с нею завтра будет меньше хлопот».

Лясота не хотел брать в спутницы женщину. Какая глупость — беглецу тащить за собой эдакий привесок? Мало того что она будет его задерживать, придется выносить бесконечные капризы, придирки, хлопотать, заботиться о ней… На всем белом свете достойной такого отношения была одна-единственная женщина в мире — его Поленька. Остальные женщины для него не существовали. Если бы она смогла и приехала к нему на каторгу, он, может быть, не совершил бы побега. А так… знает ли эта девчонка, что такое тоска, день за днем сжигающая сердце изнутри? Что такое ожидание — мучительное, безнадежное, питаемое упрямством и чужими примерами любви и верности? Что такое зависть и горечь — почему у него все не так, как у остальных?

Ничего, через несколько дней он доставит княжну Загорскую к ее отцу, получит вознаграждение и отправится во Владимир-Северный.

Украдкой Лясота потрогал за пазухой кулон. Золото и бриллианты. Дорогое. У перекупщиков, не торгуясь, можно получить больше ста рублей. А если старый князь добавит деньжат, и вовсе можно зажить. Сколько у него спросить за спасение дочери? Тысячи целковых хватит? Или уж сразу требовать пять?

За этими размышлениями время летело быстро. Скоро начало светать. В предрассветном воздухе разлилась та особенная свежесть, которую не опишешь словами. Ее надо чуять.

Лясота подгреб к берегу. Лодка с шуршанием врезалась в прибрежные заросли. Склоненные над водой ветки махнули по спине. Не желая тревожить спутницу, он осторожно выбрался на берег, подтянул лодку повыше, чтобы ее не сразу заметили с воды. Волга здесь широка, судоходна, но можно надеяться, что погоня — если она есть — пройдет мимо.

Девушка так и не проснулась. Будить ее и выносить на берег Лясота не стал. Вынул вещи, присел рядом. Спать хотелось, но ничего. Одну ночь можно потерпеть, а отоспаться днем.

…И все-таки, что такое странное он когда-то слышал про Загорск?

7

Об исчезновении девушки стало известно наутро.

Тревогу подняла горничная княгини, Манефа. Она спала отдельно, в маленькой каморке, где стояли только два сундука с хозяйским добром. На том, что побольше, где были сложены дорожные вещи матери и дочери Загорских-Чарович, и укладывалась Манефа. В путешествии она командовала приходящей для уборки и мелких услуг уборщицей, посылала с поручениями, как и слуги всех знатных пассажиров, шустрого юнгу. Прекрасно зная, что княгиня не любит, когда во время утреннего туалета отвлекаются на что-то еще, Манефа сначала заглянула в смежную каюту княжны — и обнаружила, что ее нет на месте.

Тут и поднялась суматоха. Скрыть от матери исчезновение дочери, конечно, не удалось. Елена Загорская заголосила, запричитала, срываясь на крик. Манефа и князь Михаил утешали ее в два голоса.

— Тише-тише, милая, — Михаил гладил ее по плечам, — успокойся, подумай о ребенке!

— «О ребенке!» Я и так о нем постоянно думаю. А вот она? Господи, куда она делась? Она что, не понимает, что мне нельзя волноваться?

— Стало быть, не понимает.

— В ней ни капли сочувствия! Кого я вырастила? Чудовище какое-то, а не дочь! Ну почему она так со мной поступает?

— Господь с вами, княгинюшка, — хлопотала Манефа, перебирая на столике склянки с успокоительными каплями. — Почто наговариваете? Да мало ли как оно бывает? Авось встала княжна на зорьке, пошла на туман поглядеть, на реку нашу, Волгу-матушку, уж оченно она об эту пору хороша, — да и забылась. Небось сейчас прибежит, а тут вы слезы льете! Нешто так можно себя изводить?