Бывшая моего брата. Я ненавижу ее…

Однако я не уверена, что именно приводит меня в смятение: то, что я провела со своим боссом рекордное время наедине, или то, что не помню, как уснула рядом с ним. А может, мысль, что меня укутал пледом, предварительно напоив чаем, сам Сатана.

Хмурюсь, зависая еще на минуту в каком-то странном чувстве, а затем растерянно присаживаюсь и снова пытаюсь восстановить хронологию вчерашних событий, правда, этим лишь пробуждаю головную боль. Но все же вспоминаю. Кусками. Которые мне тут же хочется вырвать из своей памяти.

– Черт, я тебя разбудил, прости… – обеспокоенный голос брата слышится ближе, вынуждая меня повернуться в его сторону. – Не хотел мешать тебе спать. Как ты себя чувствуешь? – Я озадаченно моргаю, придерживаясь одной рукой за спинку дивана и в то же время наблюдая за Пашей, который впивается в меня широко распахнутыми глазами. – Блядь, если еще раз увижу тебя с Завгородним, – едва ли не рычит брат, начиная мерить комнату шагами, – тот день, черт возьми, станет для него последним! – Мои глаза округляются, но Паша продолжает: – Даже не начинай. Его я уже предупредил! Уверен, рисковать челюстью этот кретин не захочет. А ты, – тычет пальцем, – не делай так, чтобы у меня появились проблемы. Потому что я, блядь, исполню каждое гребаное обещание!

– Паш… – Я замолкаю и жмурюсь, когда ощущаю дискомфорт в пересохшем горле.

– Ничего не говори. – Он пользуется заминкой и продолжает строгим тоном, как и полагается старшему брату: – Сейчас решу пару вопросов по работе, у тебя как раз будет время на завтрак, а после отвезу тебя в больницу. Хаким рассказал, что ты теряла сознание. – Он останавливается и, уперев руки в бока, кидает предъявы: – Какого черта ты отказалась от госпитализации?!

– Паш, прекрати, – почему-то я улыбаюсь от того, как он нервничает, одновременно рассматривая меня. Этот бугай выглядит очень забавно, хотя ситуация далека от таковой. – Со мной все в порядке.

Демонстративно откинув плед, поднимаюсь на ноги и каким-то образом не заваливаюсь обратно. И это не ускользает от внимания Паши.

– Видишь, – натянуто улыбаюсь, жестикулируя, – я стою, так что не делай из мухи слона.

В глазах брата отчетливо плещутся тревога и ярость. Да он в бешенстве. Мой Пашка, настроение которого портится крайне редко, сейчас охвачен злым беспокойством.

– Ты сейчас соберешься, и я отвезу тебя в больницу. Можешь не строить из себя терминатора, Малая. Бесполезно!

Закатываю глаза.

– Па…

Вздрагиваю от резкого тона брата:

– Аля, не спорь! Скажи спасибо, что я еще не проговорился маме!

– Она звонила?! – вылетает взволнованное из моего рта, и я падаю на диван, не выдержав этой мысли.

– Да. – Он взъерошивает волосы. – Я не хотел брать трубку, но она звонила тебе все утро. Пришлось сказать, что ты оставила телефон у меня…

– Боже-е-е, – стону я, запуская пальцы в волосы и обреченно облокачиваясь на колени. А потом задеваю шишку на виске, зажмуриваюсь и шиплю от боли. – Вот как она чувствует, когда у меня неприятности?

Паша улыбается одним уголком губ и пожимает плечами:

– Позвони и спроси ее об этом.

Он протягивает зажатый в кулаке телефон, и я фыркаю, отмахиваясь от этой идеи. По крайней мере, точно не сейчас.

– Лучше скажи мне, сколько времени, умник?

– Обед.

Я быстро вскидываю голову и тут же жалею, когда в ней начинает шуметь так, словно там рассыпали коробочку с мелкими гремящими детальками.

– Боже! – Аккуратно тру виски. – Я ведь опоздала на работу!

– Хаким дал тебе отгул. Кстати, когда ты собиралась сказать, что он купил вашу фирму?

Я прикусываю язык, словно мечтаю лишить его возможности шевелиться.

– Никогда, – ворчу я и, поднявшись на ноги, проскальзываю мимо Паши, чтобы избежать нежелательных расспросов и смыть с себя в душе вчерашний день.

Затем я все же завтракаю и собираюсь, на ходу пытаясь дозвониться до Костика, который почему-то не отвечает. Тогда я оставляю ему сообщение с просьбой перезвонить мне при первой возможности. И только после позволяю Паше отвезти себя в больницу, где после длинных очередей и обследований мне наконец ставят диагноз: легкое сотрясение и пара ушибов. Я получаю рецепт на таблетки и мазь от синяков. В остальном проблем нет. И если сначала у меня в планах и было включить свое упрямство и явиться на работу, то после пяти часов, проведенных в ЦРБ, единственное, чего мне хочется, – это моя теплая постель и мурчащий комок на груди. Но когда я все же захожу в свою одинокую квартиру, то вместо желанного отдыха лежу и, пялясь в потолок, просматриваю в своей голове киноленту, где в главной роли выступает самодовольный Айдаров. Больше всего на свете мне хочется никогда не вспоминать о нем и не ощущать его проклятый аромат, который, кажется, до сих пор присутствует в легких, что совершенно необъяснимо после больничной вони, забившейся в мои ноздри на весь остаток сегодняшнего дня.